Свинцовый шторм

— Я прилечу, чтобы повидаться с ними, — это была отговорка, и я знал это сам, но другого ответа придумать не мог. Некоторые вещи должны вылежаться.

На следующий день мы повернули на юг, и наше настроение сразу же изменилось. Мы снова вернулись к мыслям о Беннистере, и в ту же ночь на пальце у Анжелы появились кольца. Заметив мое разочарование, она просто пожала плечами.

Мы опять много говорили о Тони. Теперь Анжела упирала на его невиновность, снова и снова рассказывая, как она настаивала на том, чтобы ей сказали всю правду до свадьбы. Надежна погибла, повторяла она, когда огромная волна обрушилась на корму «Уайлдтрека». Основания для такого утверждения были у нее столь же зыбкими, как и у Кассули, но я промолчал.

— Если мы не найдем его, — сказала она, — значит, с ним все в порядке. Тогда я успею вернуться из Канады, пока Тони доплывет до Шербура?

— Успеешь, — пообещал я. Она уже готовилась к нашему расставанию, и я ничего не мог с этим поделать. Вообще-то меня куда больше тревожил барометр. Он стремительно падал, и было ясно, что нам предстоит очень тяжелое испытание, потому что, направляясь на юг, мы плывем прямо в пасть очередной депрессии.

Мы опередили гонщиков на несколько часов и дошли до цели раньше, чем начался шторм. Место, где недавно погибла девушка, было бесцветным, пустынным и совершенно неприметным. Тучи нависали все ниже, стремительно темнело, и поднимался порывистый ветер. Море стало шероховатым и пятнистым. Паруса я убрал еще днем. Говорить нам не хотелось. Судов поблизости не было, радио молчало. Я подумал — хорошо бы иметь на борту какой-нибудь цветок, чтобы бросить его в воду, но потом решил, что этот жест выглядел бы чересчур сентиментально.

— Мы в нужном месте? — спросила Анжела.

— Максимально близко. — Мы могли быть и довольно далеко от него, но я сделал все, что мог.

— У нас даже нет полной уверенности, что Кассули решил встретить их именно здесь, — заметила Анжела, — это всего лишь наше предположение.

— Здесь, и нигде больше, — возразил я, но на самом деле мы и впрямь ничего не знали наверняка. Мы плыли наобум, но все равно это лучше, чем бездействовать. Но вот мы здесь, а какой от этого толк?

Анжела, с огрубевшим от морских ветров лицом и спутанными волосами, поставила «Сикоракс» носом на запад. Я дал ей возможность самой держать курс и только наблюдал, как она выбирает паруса и фиксирует руль. Вики точила когти о мешок с парусами.

— Может, они еще не дошли? — с надеждой спросила Анжела.

— Может быть. — На своей карте я помечал приблизительное продвижение «Уайлдтрека», и, если мои догадки были верны, наша встреча должна состояться очень скоро. Только надвигающийся шторм может ей помешать.

Анжела озирала пустынный горизонт.

— Может, они даже не пойдут здесь?

— Возможно.

Волнение усиливалось, и из-за пены, сдуваемой ветром с гребешков волн, резко упала видимость. Не спрашивая меня, с обретенной за дни нашего путешествия новой уверенностью, Анжела подобрала грот и спустила стаксель. Набегающие волны разбивались о форштевень, рассыпаясь на мелкие брызги, и под их натиском уверенность Анжелы тоже начала рассыпаться.

— Начинается шторм, да, Ник?

— Пока что только сильный ветер. Это еще не так плохо. Шторм нам ни к чему.

К сумеркам мы оставили только штормовой кливер и бизань-стаксель, и эти маленькие паруса несли нас среди вспенившихся волн. Мы с Анжелой облачились в водонепроницаемые костюмы и привязались страховочными ремнями. Вики мы отправили вниз, в каюту. «Сикоракс» проваливалась во впадины между зеленовато-черными волнами, верхушки которых покрывала белая пена. По небу неслись низкие тучи, ветер громко хлопал оснасткой. Анжела поежилась.

— А где спасательные пояса? — прокричала она.

— У меня их нет. Если ты свалишься, тебя уже ничто не спасет. Может, спустишься к Вики?

Я видел, что Анжела готова согласиться, но она лишь отрицательно покачала головой.

— Я хочу видеть бурю.

Ну что ж, она увидит бурю, и слава Богу, что это еще не настоящий шторм. И все же нынешняя ночь напоминала хаос сотворения.

Грохот стоял оглушительный. Вой ветра вмещал в себя множество звуков — от самых высоких до страшного низкого рева, напоминающего бесконечный взрыв. В этом сумасшедшем оркестре море выполняло функцию ударных инструментов и било в корпус яхты с такой силой, что скрипели доски, и казалось чудом, что творение рук человеческих способно сопротивляться этому натиску.

Но если шум был просто страшен, то вид океана с огромными волнами внушал настоящий ужас. Невероятная смесь воздуха, воды и пены причиняла такую же острую боль, как и удар хлыста. И в этом хаосе белого, черного и серого нужно было еще держать курс и двигаться вместе с волнами, а то и поперек их.