Свинцовый шторм

— Ну да. Я не люблю больших скоростей и никогда не участвовал в гонках. Так что с моей стороны крайне нечестно притворяться, будто меня интересует победа в Сен-Пьере. Меня она совершенно не интересует. Да и рейтинг ваш, по правде говоря, меня абсолютно не заботит.

Последним своим замечанием я покусился на самое святое любого телевизионного продюсера, и реакция не замедлила последовать.

— Ты такой чертовски правильный! — Голос у нее стал гневный, даже, можно сказать, истеричный. Анжела говорила намеренно громко, чтобы привлечь смущенные взгляды находящихся поблизости гостей.

— Я просто правдивый, — мягко сказал я, надеясь отвести надвигающийся ураган.

Но терпение Анжелы лопнуло, как прогнивший трос.

— Так ты действительно желаешь, чтобы мой фильм был правдивым? А голая правда, Ник Сендмен, состоит в том, что ты просто школьник из привилегированной частной школы, который выбрал профессию солдата, потому что здесь не надо думать, ибо такие, как ты, не желают напрягаться в реальном мире. Ты был ранен в совершенно бессмысленной войне ради смехотворной цели, а отправился ты на эту войну как веселый щенок, с мокрым носом, бодро помахивающий хвостиком, потому что считал, что это развлечение. Но мы умолчим об этом в нашем фильме. Мы никому не скажем, что ты — пустой бездельник с ружьем из зажиточной семьи, и, если бы не твоя дурацкая медаль, ты был бы сейчас никем. Понимаешь, Ник, никем! Мы также не скажем, что ты слишком гордый, или слишком упрямый, или слишком глупый, чтобы вести нормальную жизнь. Вместо этого мы будем аплодировать твоей жажде приключений! Ник Сендмен, бунтарь-одиночка, не желающий поддаваться жизненным неудачам! Мы скажем, что ты герой, выполнивший свой долг перед Британией! — Ее ярость была подобна взрыву бомбы и привела в ужас и заставила умолкнуть всех, кто был на террасе. Музыканты — и те перестали играть. — Вся правда в том, Ник Сендмен, что без нашей помощи тебе не стать даже эксцентричным мятежником, потому что у тебя нет судна. А когда ты его получишь, если вообще получишь, то протянешь не больше полугода, потому что у тебя кончатся деньги, а ты слишком ленив, чтобы зарабатывать их! Ты хочешь, чтобы мы рассказали в фильме эту правду?

Рядом с ней возник чрезвычайно смущенный Беннистер.

— Анжела!

Он оттолкнула его. В глазах у нее стояли слезы, слезы настоящей ярости.

— Я пытаюсь помочь тебе! — прошипела она сквозь стиснутые зубы.

— Всего хорошего, — сказал я Беннистеру.

— Ник, пожалуйста! — Эта сцена была для него так же мучительна, как и для его гостей.

— Всего доброго, — повторил я и повернулся спиной к этим двум.

Окружающие отворачивались, делая вид, что ничего не случилось. Я увидел Джилл-Бет, но и она резко отвернулась от меня. Все чувствовали себя неловко и старались не смотреть в мою сторону. Так хорошо начавшийся вечер был неожиданно испорчен, и я служил причиной всеобщего замешательства.

И вдруг Мелисса решительно направилась сквозь толпу и подошла ко мне.

— Ник, дорогой! Я думала, мы потанцуем?

— Я ухожу, — сказал я спокойно.

— Не будь дураком, — не менее спокойно ответила она и, повернувшись, властным голосом обратилась к музыкантам: — Вам платят за то, чтобы вы тут шумели, а не глазели по сторонам! Потренькайте что-нибудь.

На террасе возобновилась нормальная обстановка. Мы с Мелиссой танцевали, вернее, танцевала она, а я старался двигаться в такт, скрывая свою хромоту. Я был в ярости. Анжела исчезла, оставив Беннистера с актрисой. Среди присутствующих пронесся слух, что мисс Уэстмакот слишком много работала и переутомилась. Я едва заставлял себя передвигать ноги, и от дальнейшего унижения меня спасло только то, что моя правая нога неожиданно подвернулась и, чтобы не упасть, я ухватился за флагшток.

— Ты пьян? — весело спросила Мелисса.

— Моя нога иногда меня подводит.

— Давай сядем. — Она взяла меня под руку и довела до края террасы. Там она закурила. — Должна заметить, что эта отвратительная выскочка права. Ты и вправду пошел на Фолкленды, помахивая хвостиком. Ты просто жаждал крови.

— Мне платили за это, помнишь? — Я массировал свое правое колено, пытаясь вернуть ему чувствительность.

Мелисса участливо наблюдала за мной.

— Бедный Ник. Это была ужасная маленькая война?

— Ну, не ужасная, а просто несправедливая. Все равно что играть в футбол против компании слепых.

— И все-таки это было ужасно. Бедный Ник. И я вела себя по-свински по отношению к тебе. Я думала, твоя нога уже зажила.

— В основном — да. Но не сейчас. — Спину мне жгло, а ноги казались ватными. В душе росла уже знакомая мне паническая уверенность, что я никогда не выздоровею до конца, никогда не смогу взбежать на гору или загнать в крикетные ворота мяч. Но я очень хотел поправиться. Я хотел, чтобы моя нога твердо стояла на вздымающейся палубе, пока я меняю паруса. Я просил у судьбы так мало, и порою все казалось реальным, пока совершенно неожиданно, вот как сейчас, это чертово колено не подгибалось и на глазах не выступали слезы от нестерпимой боли. Мелисса выдохнула дым.

— Ты знаешь, в чем твоя проблема, Ник?

— Аргентинская пуля.