Свирель

Гости уехали, вскоре за ними уехал и Серж, и для старушки начались дни испытания. Из губернского города стали привозить по железной дороге мебель, кровати, зеркала. Марья Андреевна не знала, как поступать со множеством накладных и куда все это ставить. В довершение всего, от предводителя прислали роскошную коляску на желтом ходу, пару лошадей и толстого, краснорожего кучера, которого не знали, куда поместить и чем кормить. Лошади бесились в конюшне, ревели, топотали и мешали Марье Андреевне спать. Кучер барином расхаживал по усадьбе и курил цигарки, и Марье Андреевне всякий раз казалось, что вот-вот он подожжет Игнатьевку, и она пылает со всех концов.

Марья Андреевна обо всем писала Софье в Москву, прося ее как можно скорее возвратиться домой. Не скрывала она от нее и того, что ее комнате угрожает опасность, и это жестоко обидело Софью. Она совсем уже собралась ехать в деревню, как получила от Сержа телеграмму, что он сам едет в Москву и хочет повидаться с сестрой и кстати познакомить ее с ее будущей невесткой, так как выяснилось, что всего приданого в провинции сделать нельзя и приходится поневоле отложить свадьбу до июля.

Софья сидела у себя в номере и, опершись лицом о ладони, читала лекции, когда в коридоре раздался вдруг разговор и затем кто-то постучал к ней в дверь.

Ожидая со дня на день брата с невестой, она вскочила, немного разволновалась и инстинктивно одернула кровать и переставила с места на место книги.

— Войдите! — крикнула она.

Дверь отворилась, и вошел посыльный в красном картузе.

— Барышня Игнатьева? — спросил он.

— Это я, — отвечала она. — Что вам угодно?

Он протянул визитную карточку Сержа, на которой его рукою было написано: «Мы приехали и остановились в Большой Московской. Приходи около двух».

— Скажите, что хорошо! — проговорила она, чтобы отпустить посыльного, и, вертя перед собою карточку, в волнении заходила по тесной комнате.

Боже мой! За что такая обида? Она ожидала Сержа к себе, она соскучилась по нем, как по родном брате, с которым прожила вместе всю свою жизнь, а он не находит минуты, чтобы навестить ее, прийти к ней самому, и посылает за ней этого посыльного с карточкой, которую даже не запечатывает в конверт! Нет, она не пойдет к нему, она не станет унижаться перед своей будущей невесткой и не желает поощрять в брате его снисходительного отношения к сестре!

— Пусть себе ждут! — проговорила она и снова уселась за лекции. — Не пойду!

Но по мере того как стрелка подвигалась к двум, она начинала волноваться и терять самообладание. Родственное чувство говорило в ней сильнее, чем ее гордость, ей хотелось повидать брата, которого она любила, расспросить его о матери, об усадьбе, обо всем, и в то же время женское любопытство подталкивало ее пойти и посмотреть на невесту брата. Она долго боролась с собой, и, когда часы показали два, она стала подыскивать оправдания в том, что, быть может, брат и его невеста с дороги устали и потому не могли прийти к ней сами, а может быть, и то, что она младшая сестра, и это обязывает ее явиться первой.

Она надела свое лучшее платье, по привычке хотела было причесаться, но вспомнила, что волос у нее уже нет, и отправилась в Большую Московскую гостиницу.

Брата она в номере не застала, он вместе с невестой завтракал в ресторане. В номере стояла большая атласная коробка конфект и лежали на столе дамские перчатки и шелковый зонтик. От них пахло какими-то новыми духами. Софья села на диван и стала поджидать появления Сержа.

Но вот послышались мягкие шаги и шелест шелкового платья, лакей распахнул перед Сержем дверь, и он вошел вместе с невестой в номер. Софья поднялась с места и подошла к нему.

— Здравствуй, Серж! — радостно воскликнула она и протянула руку.

Серж остановился, посмотрел на нее, нахмурил брови и сухо ответил:

— Здравствуй, сестра...

Она потянулась было к нему, чтобы поцеловаться, но это не вышло.

— Позволь представить тебе, Нюся, мою сестру... Софью Михайловну!

— Очень приятно... — отвечала Нюся. — Надеюсь, что мы с вами сойдемся... Я много слышала о вас.

Софья не знала, о чем с ней говорить, и, озадаченная, испытывала неловкое чувство. Ей было стыдно своей несветскости и в то же время стало обидно, что брат встретил ее не так, как того она ожидала... Наступило тягостное молчание.

— Ну мне пора... — сказала Нюся, надевая перчатки. — Мне еще в пассаж и в тысячу мест... Оставляю вас одних и желаю вам наговориться досыта.

Она приподняла вуаль, взяла из коробки конфекту и засунула ее в рот.

— До свиданья! — кивнула она Софье и вышла.

Софья сидела и молчала, а Серж, по обыкновению, когда был недоволен, заложил руки в карманы пиджака и заходил из угла в угол.

— Что мама? — спросила наконец Софья.

— Мама? Ничего! — отвечал Серж и заходил снова.

Софья подождала немного, а потом поднялась и направилась к двери.

— Прощай, Серж... — сказала она.

— Нет, подожди, сестра! — сказал он ей. — Мне еще нужно с тобою поговорить.

Она опустилась на попавшееся кресло и подняла на брата глаза.

— О чем? — спросила она.