Свирель Марсиаса

Отец долго судачил об этом с дядей, а мать тем временем сожгла невесть сколько свечей на могиле Андони и служила на кладбище молебны за упокой его души. Отец, разумеется, ничего не имел против.

ТЕРПЕЛИВЫЙ

Летом 1925 года отец отправил нас на каникулы в Белеш. Это большая деревня в Думрешском округе, часах в пяти ходьбы к юго-западу от Эльбасана. Думрешский округ — озерный край. Там больше двадцати маленьких озер. Некоторые из них, величиной с небольшой пруд, притаились в лесу или среди зеленых лугов; а есть озера, которые достигают нескольких километров в длину.

Белешское озеро — одно из самых больших в Думреше. Оно тянется на два километра в длину и один в ширину, имеет овальную форму и со всех сторон окаймлено цепочкой холмов. Если смотреть с самолета, то деревня похожа на зеленое кольцо с камнем посредине.

Однако нельзя сказать, что этот камень — драгоценный. Белешское озеро мелководно, хотя местами и достигает большой глубины. Вода в нем никогда не бывает чисто голубой. Летом северная часть его пересыхает, и грязь, покрывшись коркой, трескается на солнце, как хлеб из отрубей.

Но оно по-своему красиво, особенно если смотреть с высоты, с холмов.

На вершине одного из этих холмов мы снимали в то лето домик. Домик стоял в саду, где росли фруктовые деревья и табак. Черешни и сливы краснели и желтели на ветках деревьев, птицы пели в кустах инжира. Мы, дети, все время проводили в саду или на берегу озера.

Купались мы с большой опаской, потому что стоило ступить два-три шага, как дно обрывалось. Поэтому наше купанье заключалось в том, что мы садились на берегу и плескали на себя воду рукой, как в бане.

Я так и не научился в Белеше плавать. Как я завидовал деревенским учителям, которые переплывали на ту сторону озера и уверяли, что не устают!

В Белеше поселились две эльбасанские семьи, имевшие в деревне по маленькой лавчонке. У одного из торговцев жил брат — не помню, двоюродный или родной, — звали его Кристач.

Это был неудачник, горбун, желтый, как воск, на целый дюйм ниже меня, с таким приплюснутым носом, что хуже и не придумаешь, с непомерно длинными ушами. Все в нем казалось безобразным, в особенности мутные, все время слезившиеся глаза. Грудь его сильно выдавалась вперед, а голос, казалось, исходил из расколотого горшка.

Однако, несмотря на свою внешнюю непривлекательность, Кристач был необычайно ласков в обхождении, по крайней мере с детьми. Он всегда носил при себе бумажный кулек с конфетами, чтобы «освежить горло», как он выражался. Часто этими конфетами Кристач кормил деревенских ребятишек. А если они все съедали и ему самому ничего не доставалось, он растягивал губы в улыбку и говорил:

«Да-а, поел я…»

Целыми днями Кристач просиживал на берегу озера и закидывал в воду удочки; их у него имелось четыре — пять штук. При этом он пользовался только большими крючками, прикрепленными к тонкому и очень прочному шпагату. Мелкая рыбешка не привлекала его внимания. Кристач признавал только крупную рыбу, фунта в полтора — два весом.

Но все несчастье заключалось в том, что за целый день, иногда за целую неделю ему не попадалось ничего.

Рассказывали, что бывали годы, когда ему не удавалось поймать ни одной рыбы. И все-таки он не терял ни надежды, ни терпения.

Выглядел он безобразно, а люди часто бывают бессердечны. Они посмеивались над ним, говорили, что никто ни разу не видел пойманной им рыбы, что такой рыбак, как он, гроша ломаного не стоит. Бедняга привык к тому, что над ним подтрунивали.

Кристач считал себя опытным рыбаком. Хотя, говорил он, кому как повезет. Но напрасно он хвалился большими уловами. Даже те, которые своими глазами видели пойманную им рыбу и отнюдь не маленькую, делали вид, что не помнят этого или просто отрицали это.

Тогда он начинал браниться и изощрялся как мог. Помню, он говорил:

«Идите уж лучше чулки вязать, как женщины!»

На самом же деле в Белеше чулки вязали только мужчины. Удивительный обычай!

И действительно, даже я поверил тем, кто утверждал, что Кристач грезит наяву и что он никогда не поймал ни одной рыбки. Не было дня, чтобы я на свои маленькие крючки не выловил какой-нибудь рыбешки, тогда как за целый месяц, который мы прожили в Белеше, Кристач не поймал ничего. Может быть, в этом озере водилась одна только маленькая рыбка — ведь озеро-то было мелкое.

Целыми днями Кристач сидел на солнце, исходил по́том, худел и таял, чернел от загара и становился еще безобразнее, чем был, тосковал в одиночку, переругивался с насмешниками, забрасывал один крючок за другим, а рыба все не шла. Иногда даже поздней ночью он выходил рыбачить, но все напрасно. Раз или два я видел, как Кристач плакал, но рыбам не было дела до его слез.

Однажды я совершил досадную ошибку.