– Вы знаете, что помогу, – негромко ответил он. – У меня нет выбора.
В ярком солнечном свете, отраженном от ослепительно белых снежных полей, она, едва заметно раскачиваясь, точно в сложном танце, спускалась с горы, летела, с гибкой элегантностью проходя повороты, заставляя снег шумно хрустеть.
На ней был жемчужно-серый облегающий лыжный костюм с черными полосами на плечах и манжетах, черные горнолыжные ботинки и черные же лыжи – длинные, марки «Россиньоль», какими пользуются профессионалы.
Питер спускался следом, очень стараясь не слишком отставать, но поворачивал по старинке, не отклоняясь, хотя это отчасти уменьшает вес, и поэтому на каждом повороте немного проигрывал.
Стихи Киплинга словно описывали их. У опушки леса она опередила его на сто ярдов.
На тропу падали тени сосен, хрупкий наст скрипел под лыжами. Она все время была впереди, как серебристо-серый призрак, мелькали длинные стройные ноги, крепкие круглые ягодицы уравновешивали узкую талию и ритмично покачивались на поворотах. Она прекрасно владела своим телом, двигалась быстро и легко, словно подхваченная ветром, и до Питера долетал ее легкий смех. «Должно быть, она на лыжах с детства, – подумал он и вспомнил: – она полька – небось, встала на лыжи еще до того, как ее отняли от груди». И подавил досаду, неизменно охватывавшую его, когда кто-то другой в чем-то его превосходил. Особенно если этот кто-то – женщина.
Питер прошел очередной крутой поворот: справа – пятнадцатифутовая снежная стена, слева, вровень с ним, вершины больших сосен. Гора очень круто уходит здесь вниз.
Мимо промелькнули предупредительные знаки, впереди показался деревянный мост, покрытый зеленоватым льдом. Попав на твердую, гладкую поверхность, Питер почувствовал, что теряет контроль. Под переброшенным через глубокое мрачное ущелье мостом был приколочен собственными сосульками к склону горы, словно гвоздями к кресту, замерзший водопад.
Любая попытка затормозить вела к катастрофе, откинуться назад значило быть прижатым к прочным деревянным перилам. Влетев на узкий мост, Питер устремился вперед, испытывая сразу и возбуждение и ужас. Он мчался, громко хохоча, хотя сердце грозило выскочить из груди, а дыхание стало таким же шумным, как рев ветра в ушах.
Баронесса ждала его там, где тропа выходила на открытую равнину. Передвинула очки на лоб, сняла перчатки, прочно воткнула палки в снег.
– Вам никогда не понять, как мне это нужно. – Она прилетела в Цюрих сегодня утром на личном реактивном «Лире», Питер – самолетом швейцарской авиакомпании из Брюсселя, и они вместе поднялись на гору. – Знаете, чего я хочу, Питер?
– Скажите, – попросил он.
– Хочу получить в свое распоряжение целый месяц, тридцать великолепных дней, и делать только то, что хочется. Быть обычной, подобной всем остальным людям, и не испытывать чувства вины.
После встречи в «Тисовом аббатстве» он за шесть недель видел ее лишь трижды. Три коротких и совершенно неудовлетворительных для Питера встречи.
Одна – в его новом кабинете в административном здании «Нармко» в Брюсселе, вторая – в «Ла Пьер Бенит», ее загородном доме под Парижем, но там за обедом было еще двадцать гостей. А третья – в обшитом панелями и со вкусом украшенном салоне ее реактивного «Лира» на пути из Брюсселя в Лондон.
За это время Питер не добился особых успехов в охоте на Калифа, хотя забросил несколько лесок с крючками и приманкой.
Во время третьей встречи Питер обсуждал с баронессой необходимость изменений в организации ее личной охраны. Он уволил четверых ее прежних телохранителей, заменив их оперативниками из одного тайного агентства в Швейцарии, где тренировались и его собственные подчиненные. Директор агентства был его старым и доверенным другом.
Сейчас они встретились, чтобы Питер доложил Магде о своих успехах. Но снег сманил их на несколько часов.
– До темноты еще целых два часа. – Питер взглянул на долину за деревенской церковью. Золотые стрелки часов показывали самое начало третьего. – Хотите подняться на Рейнхорн?
Она колебалась недолго.
– Уверена, что жизнь не остановится. – Зубы у нее были очень белые, один слегка кривой – недостаток, который казался странно привлекательным, когда она улыбалась. – Пару часов мир, конечно же, подождет.
Питер знал, что она работает невероятно много, начиная свой рабочий день, когда весь остальной мир еще спит, и продолжая трудиться, когда все помещения здания «Альтман Индастриз» на бульваре Капуцинов пустеют, и лишь в кабинете баронессы на самом верху горит свет. Даже во время подъема на гору она просматривала корреспонденцию и что-то негромко диктовала одному из своих секретарей. Он знал, что в шале за долиной ее уже ждут два помощника с грудой телексов, которые ей надо было рассмотреть; в ожидании ее ответов установлены линии связи.