Свирепые калеки

Потревоженные за работой в огороде и по дому, лишенные сана монахини пялились на него, глазам своим не веря и, надо думать, отчасти встревожившись. Домино бегала за ним по пятам, толкая пустое кресло, и, задыхаясь, убеждала сестер не обращать внимания на странное зрелище. Послушались они, как же! Впрочем, Фанни ободряюще ему подмигнула, а когда он с удивительной ловкостью увернулся от перепуганной козы, сестра Пиппи, не удержавшись, захлопала в ладоши.

В Гаскони, области юго-западной Франции, на родине Пиппи, ходули – что-то вроде местного обычая. Тамошние фермеры некогда использовали ходули, перебираясь через болота и переправляясь через бессчетные речушки, и якобы умели бегать на ходулях с удивительной легкостью и чрезвычайно быстро. Когда Пиппи попросили смастерить переносную лестницу-стремянку, чтобы сестры могли добраться до отодвигающегося окошечка в воротах, Пиппи, в порыве ностальгии и озорства, изготовила ходули.

Пораженная упорством Свиттерса – а он тренировался часами, причем в буквальном смысле, – и радуясь его успехам – к вечеру он передвигался на ходулях вполне уверенно, даже если не слишком грациозно, – Пиппи поманила его под навес позади склада, где у нее была небольшая плотницкая мастерская.

– Эти я сберегала для особого случая, – сообщила она на своем гасконском диалекте, и под пронзительные вопли Домино: «Non, non, non!»,[183] достала из-под груды досок пару ходулей в два раза длиннее, нежели те, на которых Свиттерс упражнялся до сих пор.

– Ух ты! – охнул Свиттерс.

– Non! – запротестовала Домино.

– Их пристегивают к ногам, – сообщила Пиппи, – чтобы не держаться за шесты. Главное – удерживать равновесие.

– В этом мне воистину нет равных, – похвастался Свиттерс и при помощи более коротких ходулей вскарабкался на край покатой крыши мастерской. А затем взобрался на суперходули – Пиппи и Домино поддержали для него шесты, – несколько головокружительных секунд пошатывался, кренился, клонился и раскачивался из стороны в сторону, словно взорванная динамитом башня, настолько влюбленная в гравитацию, что никак не может решить, в какую сторону рухнуть. Однако, сделав шаг-другой, он восстановил равновесие – и Домино отняла руки от глаз. Со своей стороны, Пиппи выкрикивала ценные указания и сияла одобрительной улыбкой, глядя, как тот описывает вокруг мастерской круг за кругом. Пообвыкшись, Свиттерс уже собирался двинуться через весь оазис, как Пиппи остановила его. Похоже было на то, что затейница заготовила ему новый сюрприз.

Пару лет назад Домино по дешевке купила в Дамаске рулон ткани в красно-белую клетку. Монахиням запало в голову нашить скатертей для «итальянского вечера» – ежемесячного праздничного ужина, на котором сестры наслаждались спагетти и вином, – приятное разнообразие после простой восточной пищи. В силу какой-то причины ткань была убрана на полку и позабыта – всеми, кроме Пиппи, которая откромсала себе здоровенный кусок и сшила из него смехотворные узкие брюки, штанины которых в длину достигали добрых семи футов.

– Voila! – воскликнула монахиня, и Свиттерс тут же понял, что у Пиппи на уме, – и план всецело одобрил.

Как только клетчатые брюки натянули на ходули и закрепили у него на поясе, Свиттерс водрузил на голову жестяную воронку и тронулся в путь – вздернув голову выше уличного фонаря. Это до того смахивало на цирковое представление в составе одного-единственного участника, что Свиттерс ну никак не мог не запеть «Пришлите клоунов» – громко, во весь голос, и в быстром темпе.

Сестры, оставив работу, выстроились в ряд и принялись подбадривать потешного великана. Даже угрюмая Мария Вторая – и та не сдержала улыбки. И всякий раз, как он, раскачиваясь, шествовал мимо часовни, он, глянув вниз, различал лицо, прижавшееся к бесцветной стеклянной грани витража.

Свиттерс гордо выступал вперед. Выделывал всевозможные курбеты. Раскачивался из стороны в сторону. Ловко балансировал. Пел. Все были словно зачарованы. Ну, то есть все, кроме Домино Тири.

К тому времени, как Свиттерс слез с ходулей, над оазисом уже сгущался вечер – точно пурпурная сетка для волос, сквозь которую выбивалась непослушная блондинистая прядка-другая дневного света. Поздравив Свиттерса с его успехами, Пиппи убежала включить генератор. Домино повезла его обратно в комнату сквозь архаичные пасторальные сумерки: в ивах, убаюкивая самих себя, куковали кукушки; куры молча прошествовали на насест (одна юная курочка замешкалась было, точно вознамерившись пересидеть «детское время» и всласть насмотреться цыплячьего MTV); и что за успокаивающая, прямо-таки за душу хватающая картина – люди, в тишине и покое занятые своими вечерними делами! – мягкий воздух приправлен ярмарочными запахами жарящегося лука; повсюду – все замирает, расслабляется, сходит на нет; повсюду – целомудрие, ритм, вневременье, предчувствие звезд и тайный страх полуночи.