Он двигался. Двигался потому, что был закреплен на водолазном шлеме таким образом, чтобы освещать пространство непосредственно перед ним. Луч направлен вперед и вниз под углом в сорок пять градусов. Водолаз находился внутри бронированной кладовой.
Они не стали открывать кладовую ключом — просто прорезали автогеном прямоугольную дыру в стене, размером четыре на шесть футов.
Я подплыл к этой дыре и заглянул внутрь. Над головой наклонившегося водолаза горел еще один фонарь, закрепленный на стене кладовой. Коробки с золотыми слитками были аккуратно сложены штабелями вдоль стены, и оценить их количество было делом пяти секунд. Из трехсот шестидесяти штук оставалось примерно сто двадцать.
Вдруг что-то скользнуло у меня по рукаву. Я оглянулся и увидел, что это веревка, нейлоновый канат, который водолаз подтягивал, чтобы привязать к ручке очередного ящика. Я быстро отдернул руку в сторону.
Он стоял ко мне спиной. Наконец ему удалось завязать веревку на два узла, он выпрямился и вытащил из ножен на поясе нож. Интересно, а нож ему зачем понадобился?
И тут я понял, зачем этот нож.
Оказывается, нож предназначался для меня. Видимо, краем глаза он заметил меня, когда находился в согнутом положении. Или почувствовал, как вдруг застряла на мгновенье нейлоновая веревка, зацепившись за мою руку, или просто его шестое чувство было развито лучше, чем у меня. Я бы не сказал, что он резко повернулся, потому что в тяжелом водолазном костюме на такой глубине все движения человека замедляются, как в кино при съемках рапидом.
Но по сравнению со мной он двигался очень быстро. И не потому, что тело не слушалось меня, а потому, что у меня возникло замешательство в голове. Он уже был в боевой позиции напротив меня, не дальше чем в четырех футах, а я так и не сдвинулся с места, проявляя быстроту реакции и координацию движений мешка с цементом. Нож с клинком в шесть дюймов длиной был зажат в его руке, опущенном вниз так, что большой палец, находящийся сверху, смотрел в мою сторону. Так держат нож только отъявленные бандиты, намереваясь прикончить жертву одним ударом. Теперь я видел его лицо. Одному Богу известно, зачем он взялся за нож. Видимо, сработал условный рефлекс. Он мог справиться со мной без ножа. С двумя такими, как я.
Это был Куинн.
Я следил за его лицом, застыв от напряжения. Я хотел увидеть, не сделает ли он резкого движения головой вниз, чтобы надавить подбородком на кнопку аварийного сигнала тревоги. Но его лицо было неподвижно. Куинну никогда в жизни не требовалась чья-либо помощь, не просил он ее и сейчас. Вместо этого губы его расползлись в зловеще-радостной улыбке. Под маской было практически невозможно увидеть мое лицо, но он понимал, кто перед ним. Он был в этом уверен. У него было лицо человека, впавшего на мгновенье в состояние сильнейшего религиозного экстаза. Он медленно наклонился всем телом вперед, почти падая, согнул колени для последующего броска и резко рванулся вперед, занеся руку с ножом за спину в мощном замахе.
Оцепенение прошло. Я резко оттолкнулся левой ногою от нижнего края прорезанной в стене дыры, увидел, как Куинн головой вперед вылетел из нее мне навстречу, схватился за оказавшийся между нами воздушный шланг, закрепленный на его шлеме, и резко дернул вниз, пытаясь вывести его из равновесия. В этот же момент обжигающая боль полоснула меня от нижнего края ребер до правого плеча. Правая рука внезапно дернулась. Я упал навзничь на дно трюма и тут же потерял Куинна из виду. Не потому, что отключился при падении, и не потому, что Куинн рванулся в сторону, а потому что он вдруг исчез в густом кипящем облаке воздушных пузырей. Сверхпрочный эластичный воздушный шланг может выдержать самые высокие нагрузки, но и он не способен противостоять отточенному, как бритва, клинку в руках самого сильного из людей, которых мне доводилось встречать. Куинн перерезал свой собственный воздушный шланг. Рассек ножом.