Свистопляска с Харриет

– Это почему же?

Меня так и подмывало сказать, что отныне Харриет несколько ограничена в своих претензиях, но, поскольку среди нас находился глиняный горшок, я воздержалась от грубостей.

– Ей не понравилась бы эта картина с лисьей охотой.

– Неужели у Харриет начисто отсутствовал инстинкт убийцы?

– Харриет была хрупким цветком жизни! Она ненавидела насилие! – Глаза отца яростно сверкнула. – Помню, как однажды вечером мы сидели в той самой пивнушке, где впервые встретились, и Харриет тихо прошептала, что не любит причинять людям физические страдания. Я тогда слегка подивился, она ведь и мыши не могла обидеть, не то что человека.

Папа отобрал у Бена горшок и принялся нежно поглаживать его шершавые бока. Несколько минут мы молча глазели на него, не решаясь вернуть на землю. Но вот он поставил урну на тумбочку и некоторое время с нежностью созерцал её, после чего послал горшку воздушный поцелуй.

– Приятных снов, любимая.

С этими словами папа рухнул на кровать и обессилено смежил веки.

– Не перестарайся с бренди, Бентвик, – слабо проговорил он.

– Ни в коем случае.

Бен занялся бренди, а я сунула нос в шкаф, дабы убедиться, что там нет никаких скелетов. Из коридора деликатное верещание – это дал о себе знать телефон в нашей спальне. На этот раз уж точно Мамуля с Папулей спешат доложить о наших детках. Скорее всего, отпрыски давным-давно крепко спят, но моё материнское сердце забилось быстрее. А вдруг Роза подавилась соской? Или Эбби надела на голову кастрюлю? Или Тэм выпрыгнул из окна со скатертью в качестве парашюта?..

Телефон перестал звонить.

– Наверное, Фредди взял трубку.

– Да, но… – я направилась к двери.

– Элли, успокойся, если что-нибудь важное, он тотчас прискачет сюда.

– А тем временем, – папа поудобнее устроился на подушках и с жертвенным видом, словно микстуру, глотнул бренди, – я продолжу душераздирающий рассказ о моих последних днях с Харриет.

– Да-да, папочка, но чуть позже.

Я качалась, словно маятник, между кроватью и дверью, когда на пороге с мрачным видом вырос Фредди:

– Это папаша.

– Дядя Морис?

– Насколько я знаю, у меня нет другого папаши.

– И что он хочет? – Бен взирал на моего кузена и своего друга с неподдельной тревогой.

– Можно мне глоток бренди? – Фредди слепо пошарил рукой в воздухе и сомнамбулой побрёл к комоду. – Полагаю, у меня хватит мужества с этим справиться, но это будет нелегко. – Голос его дрогнул. – В самых скупых словах… с моей мамашей дела обстоят прескверно.

– Она умирает?! – Бен нервно сунул ему графин.

– Бедная тётя Лулу! – прошептала я.

– Вовсе нет. – Фредди дотащился до кровати и рухнул на папины ноги. – Хотя, если судить по голосу папаши, он предпочёл бы видеть её при последнем издыхании. И должен сказать, что на этот раз мамаша действительно дошла до ручки. – Вытащив из графина пробку, он судорожно потянул носом. – Она спуталась с дурной компанией. С крупными магазинными ворами, подделывателями документов, даже с парочкой грабителей поездов.

– Где она с ними познакомилась? – спросили мы с Беном в один голос.

– В исправительном центре, где недавно проходила лечение.

– Тётушка Лулу – клептоманка, – сообщила я папе, который возился на кровати, пытаясь освободить ноги.

– Таковы уж нынешние времена. Каждая женщина стремится сделать карьеру.

– Вряд ли дядя Морис мог ожидать, что тётушка Лулу в шестьдесят лет вдруг утихомирится и заинтересуется техникой макраме или садоводством.

– Это была папашина идея – отправить её в Оклендс. – По вполне понятным причинам в голосе Фредди не чувствовалось радости. – А сегодня вечером он застукал в гостиной сеанс групповой терапии. Видимо, такие сборища являются обязательным условием выписки чокнутых после лечения в психушки.

– Ну и что? – Бен пожал плечами. – С какой стати твой отец взбеленился?

– Вот и я его о том же спросил. – Фредди ещё раз вдохнул запах бренди. – Так папаша выложил как на духу: оказывается, матушка и её банда обсуждали ограбление местного отделения банка «Ллойдс» – о «Барклиз» или «Мидленд» не могло быть и речи, поскольку некоторые из этой братии имеют там счета, и моральные соображения, видимо, не позволяют им воровать свои собственные денежки.

Папа содрогнулся. Меня несколько удивило, что он не сделал попытку заткнуть глиняному горшку уши.