Свистопляска с расследованием

– Знаю. Так вот, я этого недоумка выследил. И мобильная связь помогла и план местности. Здесь же на несколько десятков километров только эта заброшенная деревня и есть. А он еще принялся кататься туда и сюда. И это по дороге, где, предполагалось, никто ездить в принципе не мог.

– А пораньше прийти не мог? Глаз и нос мне совсем недавно разбили.

– Извини, птичка. Раньше не получилось. Но я очень старался. Хочешь твой носик поцелую? И глазик тоже…

– Кончай надо мной смеяться.

– И в мыслях не было, Галочка. Скорее над собой…

– Что это значит?

– Стою перед спасенной мной женщиной и выслушиваю ее неудовольствия.

– Ты, правда, хочешь меня поцеловать? Вот, такую?! Всю в синяках, в рваной одежде…

– Брось! Это все отговорки. Мне ли тебя не знать…

– Ну, хорошо!

Я томно вздохнула, приблизилась к нему вплотную и подняла руки, чтобы положить их ему на грудь.

– Фу, всю местность обегал! Кругом такая темень, что хоть глаз выколи. А эта шалава нырнула в кусты сирени, только я ее и видел, – ввалился в дом Кондратьев, заметил нас и заулыбался. – Неужели, нам это с тобой удалось, а, художник?!

– Удалось, как видишь! – поморщился на его появление Самойлов. – А ты сомневался! «Ребят надо вызывать, ребят!»

– Это не сомнения были, а волнения за успех операции. Понимать надо! Хотя, куда тебе, одним словом, мазила!

– Это, от какого же слова? – опешил Алексей, но совсем растерянным не был, потому что успел при этом обнять меня демонстративно за плечи и привлечь к своей груди.

Кондратьев этот жест приметил, и он ему не понравился. Мой друг сощурился и принялся нарезать круги по комнате.

– Так, так. Преступник схвачен. Связан. Обезврежен. Ты проверил у него оружие?

Самойлов свободной рукой полез за пояс джинсов в районе спины, ловко достал и продемонстрировал Вовке добытый трофей.

– Не расслабляться! И бдительности не терять! – скомандовал тот ему. – Потом станем праздновать победу. Сейчас надо все довести до логического конца. Как меня понял, художник?

– Что здесь непонятного? Я со своей ненаглядной птичкой еду в гостиницу, а ты, офицер, здесь все доводишь до этого… до логического…

– Не пойдет!

– Почему же? Я в свою машину всякую гадость затаскивать не стану, – пнул он мыском ботинка Сурикова.

– Ладно. Это я вызову группу, они и… А деньги? Надо же опись произвести!

– Какую еще опись, Кондратьев?! Дело было тихое, семейное? Никто о нем не знает? И денег никаких не было. Я их сейчас соберу, вон и сумка моя стоит… Скажешь, что сам напал на след преступника, преследовал его, и тебе в тяжелой борьбе и безжалостной схватке удалось его скрутить. Вот и все! Собираемся, птичка моя!

Эти слова Самойлова мне понравились, я взбодрилась и уже представила себе, что всего через несколько минут снова обниму своего рыжего питомца… Вдруг с пола раздался подозрительный стон. А потом и шевеление. Мы дружно повернулись в том направлении и смогли наблюдать пробуждение Сурикова после длительной отключки.

– Что за хрень?! – стал тот водить головой, как баран, налетевший ею со всей дури на дубовые ворота, а потом еще до него дошло, что связан, и принялся дергать руками и весь извиваться. – Какого… черта?!!

Кондратьев моментально к нему подскочил и убедился, что скотч выдержит все попытки его сорвать. После этого достал мобильный телефон и принялся звонить. Не надо было быть особо сообразительными, чтобы понять, куда именно. К тому же, мы еще и глухими не были. Но когда у него разговор с коллегами не заладился, то есть дошло до довольно крепких выражений, решил выйти в коридор, подальше от наших ушей.

– Мы снова одни, – повернул меня к себе лицом Алексей. – Ну, же, когда, наконец, я дождусь обещанного поцелуя?

– Обстановка снова изменилась, – принялась я изворачиваться и отстраняться от его приближающихся губ. – Вон, и этот, бандит опять на ноги поднялся. Я так не могу! Он на нас смотрит. Еще и ухмыляется!

– Какое тебе до него дело? Ну, хочешь, я его снова вырублю, раз без этого никак не обойтись? Только скажи, радость моя!

Он и, правда, хотел сделать шаг в сторону Сурикова, а я чего-то испугалась и повисла у него на руке.

– Нет. Не надо. Я и так попробую.

Странно, но целоваться получилось. Думала, что будет мучительно чувствовать при этом фингал под глазом и прочие травмы, но я про них и думать забыла, как только соприкоснулись телами, губами и ощущениями. Только разбитый нос подвел, трудновато было дышать, но и то, мы с этим справились. Всего-то и надо было, что кратковременно прерывать поцелуй, чтобы смогла набрать в легкие воздуху, а потом был такой кайф, снова продлевать и получать удовольствие.

– Эй, эй! – на пороге снова показался Кондратьев. – Я все понимаю, художник первым ворвался в дом и кинулся на противника, но, ведь, и я в деле участвовал… Если не поцелуй, то уж внимание и уважение заслужил, определенно. А, может, все же, тоже поцелуй?!

– И не мечтай! – отстранился от меня Самойлов, но кольца рук с плеч не убрал. – Она моя! И так было еще до этой истории. Правда, милая? Скажи это нам сейчас. Чтобы уже к данной теме не возвращаться.