Свистулькин

– Позвольте заметить, полковник, – Иван Никифорович заговорил преувеличенно спокойно и неторопливо, – я приступал в вашем обществе. Ежели вы считали мой метод негодным, отчего промолчали, не сказали сразу? Не остановили меня?

– Я?!! Да как же вы!.. Как, как можно было представить, что вы собираетесь действовать таким манером?! Офицер конной гвардии!

– Чего же вы ожидали от меня? Колдовства?

– Ареста, черт возьми! Ареста! Мы ожидали, что вы посадите старого дурня под замок! Не убийства же!

– Ареста…

– Да, ареста! Кстати, позвольте осведомиться, отчего вас не было с нами ночью? – полковник вдруг снизил тон к негромкому сарказму. – Или столкновение с дряхлым калекой так тяжело вам далось, – Янкович-де-Мириево указал на распухшую после вчерашней схватки физиономию Верескина, – что продолжать не решились? Оробели?!

– Не смеете! Удовлетворения! Немедленно!

Полковник хохотнул, даже как-то благодушно.

– Драться? С вами? Я? С вами?

Он снова хохотнул.

– Довольно, – заговорил Тормасов, – это никуда не ведет. Поручик, только боязнь запятнать честь полка мешает мне немедленно передать вас в подобающие руки. Не стоит принуждать меня к крайностям, невыгодным вам более, чем любому другому. Так или иначе – выйти из службы придется.

– Посмотрим.

Верескин развернулся и на негнущихся ногах вышел прочь, с грохотом захлопнув дверь. Дома поручик велел подать вина и закрылся в гостиной. Он судорожно искал решения, но только наполнял стакан за стаканом.

Жизнь и смерть Верескина во многом известны благодаря лабзинскому архиву, в частности записи беседы с Николаем Васильевичем Ушаковым, в 1801-м полковым адъютантом конногвардейцев и довольно близким приятелем Верескина. Там же содержится несколько более или менее откровенных писем петербургских знакомых Верескина.

Сохранился довольно обширный материал мемуарных записей и писем современников. Из важнейших следует упомянуть воспоминания Августа Коцебы, письма барона фон Гейкинга и Константина Марковича Полторацкого. К сожалению, почти все доступные нам источники появились после событий Отечественной войны 1812 года, тогда же составлялся и лабзинский архив. Подавляющее большинство авторов не были непосредственными свидетелями – они основывались на пересказах из вторых-третьих рук, если не простыми слухами. Вполне естественно, что дошедшие до нас версии чаще всего далеко отклонились от истины, обросли как нелепыми домыслами, так и незначительными ошибками. Верескина, например, почему-то куда чаще называют кавалергардом, чем конногвардейцем.

Точность с полковой принадлежностью вовсе не гарантирует общей достоверности. Здесь трудно удержаться и не упомянуть известный курьез, прекрасную иллюстрацию зыбкости и ненадежности повествовательных источников, показатель того, как предвзятый подбор удобных мемуаров и воспоминаний позволяет прийти почти к любому нужному результату.

Частное письмо Александра Федоровича Анненкова к Ростиславу Филимоновичу Долгоухову, опубликованное в феврале 1906 года в журнале «Ребус», наделало много шума в среде оккультистов, спиритов и теософов. Александр Анненков приходился внучатым племенником Василию Александровичу Анненкову, штаб-ротмистру конногвардейского полка времен Павла I, чей рассказ и передает письмо. К моменту публикации ни Василия Александровича (разумеется), ни Александра Федоровича, ни Ростислава Филимоновича уже не было в живых.

Первая половина текста письма с незначительными вариациями пересказывает хорошо известное. Отставной калека капитан Свистулев (так в тексте) случайно узнает о заговоре. Поручик Верескин, спасая себя и соучастников, злодейски его убивает, причем рассказ в этой части полон садистских и совершенно невероятных подробностей. Следом изображается феерия в духе Гофмана:

«На вечернем построении полка разверзлась земля, отделив старших офицеров от основного строя. От трещины исходил невыносимый жар, удушливо воняло серой, вырывались языки пламени. Из огня появилась гигантская рука и обхватила поручика Верескина.

– Час возмездия настал! – завыл нечеловеческий голос, от которого тряслись здания казарм и вылетали стекла. – Отправляйся же в ад, нечестивец!