Свита Мертвого бога

— Если бы она не могла, то не пустилась бы в путь через все Внутреннее море, — перевел Берри ответную реплику Тай, причем не столько для Нисады, сколько для всех остальных. Этот обмен дежурными фразами был обговорен в Замке еще прошлой ночью, ибо Нисада ужасно боялась выдать себя какой-либо неловкостью.

Эмалинда снова сделала попытку что-то сказать, но дочь сделала резкий жест в ее сторону, и та на секунду осеклась.

Нисаде хватило этой секунды.

— Тогда попытайся, жрица из чужих земель, — произнесла она, невольно подделываясь под торжественный тон самой Тай. — Единый всесилен, и если мое исцеление противно его воле, оно просто не свершится.

Берри едва успел перевести слова Нисады на меналийский, прежде чем Тай, сделав три решительных шага к креслу княжны, опустилась перед ней на колени.

Джарвис знал, что девушки заранее отрепетировали в Замке дальнейшее действо — и все равно не смог не восхититься красотой этого жеста. Ладони Тай, не прикасаясь, скользнули вдоль ног Нисады, от ступней до самого верха, затем сблизились на уровне груди… Принц узнал прием сосредоточения энергии, именуемый «комок силы». Он понятия не имел, откуда Тай известен этот прием — оттуда же, откуда и все остальное? — но почти видел, как этот самый комок пульсирует меж ее ладоней.

Монахиня-алхимик приблизила ладони к своему лицу — и вдруг, молниеносным движением опытной танцовщицы перекатившись с колен на пятки (и при этом чудом не наступив на подол своего одеяния), снова поднялась на ноги и отступила на шаг.

— Встань и иди! — произнесла она, воздевая левую руку вверх, а правую протягивая к Нисаде. — Иди! Ты можешь это.

Глаза Нисады расширились. Казалось, она прислушивается к чему-то внутри себя. Осторожно, придерживаясь за подлокотник кресла, она поднялась на ноги, несколько секунд постояла так, словно в нерешительности, затем выпустила подлокотник — и шагнула.

В дверях ахнули слуги. Двоюродный братец вцепился в край льняной скатерти, едва не сдернув ее на пол вместе с полным подносом посуды. Эмалинда еле слышно выдохнула сквозь зубы. А Нисада шаг за шагом следовала за манящей рукой — и каждый новый шаг был более уверенным, чем предыдущий. Тай уронила руки и отступила в сторону. Нисада вполне самостоятельно прошла еще пару шагов, затем вдруг резко развернулась на одной пятке (Джарвис мысленно поаплодировал тому, как девушка продвинулась в управлении своим телом за каких-то четыре дня) и устремила на родственников огромные невидящие глаза.

— Вы все видели? — произнесла она с видом глубочайшей растерянности. — Я в самом деле хожу, или мне опять это снится?

— Не снится! — воскликнула Калларда с совершенно искренней радостью. — Ты правда ходишь, сестренка! Ходишь ногами!

— Чудо! — раздался в дверях вопль кого-то из слуг. Джарвис не сомневался, что обладатель этого мальчишеского ломающегося голоса — один из друзей Нисады.

— Смотрите, чудо! Наша молодая хозяюшка пошла! — поддержала его служанка у стола с посудой.

Дальше словно плотина прорвалась. Слуги с радостными возгласами торопливо ринулись в комнату — каждый хотел первым прикоснуться к Нисаде и убедиться, что чудеса все-таки бывают. Но тут девушка взмахнула рукой еще более резко и властно, чем прежде, усмиряя народное ликование. Смеясь, она подошла к юноше в синем камзоле и замерла перед ним, уперев руки в бока.

— Ну что, братец Гислен? — выговорила она с нескрываемым злорадством. — Труба тебе настала!

— Какая труба? — впервые за все время подал голос дядюшкин сын. Голос у него оказался под стать внешности — неприятно высокий.

— Каминная. Или, если больше нравится, водосточная. В какую хочешь, в такую и вылетай на хрен из Лорша! — в этой реплике Джарвису почудилось отчетливое влияние изощренной язвительности Тай.

— Нисада, что ты себе позволяешь! — вскинулась Эмалинда, видимо, по привычке — похоже, подобные выходки ее старшей дочери имели место и раньше.

Нисада повернулась к матери, на этот раз с несколько большим усилием. Было уму непостижимо, как ей удается выглядеть столь победительно при таком малом росте.

— Вы что, еще не поняли? — вопросила она тоном деревенского задиры. — Теперь я — правящая княгиня! Я старшая из оставшихся в живых детей Эллака Лорша, я совершеннолетняя, я способна зачать — и я, черт возьми, хожу! Вон сколько у меня свидетелей! Так что подвинься, маменька, держание теперь мое! А дядюшке Тарме и его сыночку — во!!! — она сделала непристойный крестьянский жест «отруби по локоть». — Я им все припомню — и Марду, и Танрая, и унижение Лар, и золотые лилии в нашем гербе!

— В кои-то веки удалось принять участие в удачном государственном перевороте, — довольно шепнул друзьям Берри, пока обитатели замка Лорш захлебывались криками — кто восторженными, а кто и возмущенными…

На Скалистом острове в этот день тоже стояла ужасающая жара. До обеда Урано отсиживалась в своих покоях, прихлебывая холодные напитки и скучая, а после обеда решительно приказала готовить прогулочную лодку.