Свита Мертвого бога

И снова — но как? Это тебе не Рахдис. Та проблема решилась на удивление просто — достаточно было отыскать в Замке подходящего человека родом из этого самого Синедолья и кое-что ему пообещать. А потом в дневном мире разбойники напали на купеческий обоз, указанная персона получила кистенем в висок и более не беспокоила Элори своим фанатизмом и слишком многими знаниями.

Однако Тай находится под защитой обители, да еще женской, куда не так просто попасть лихому человеку с тяжелым предметом. А кроме того, это не та женщина, которая позволит за милую душу взять и осчастливить себя по голове. Ее пришлось бы убить — а в данном случае убийство пойдет только во вред Элори.

Оставался последний способ: свести с ума, выжечь мозги накалом наслаждения, как выжигал он их многим другим — когда-то ради забавы, потом в наказание. Правда, в самом начале Элори уже испытал ее таким способом, и она устояла, но тогда он вложил в свое прикосновение едва ли половину настоящей мощи. Обычным женщинам, правда, хватало и этого — ну, а ей, видимо, придется дать двойную или даже тройную норму. Ничего, ему есть откуда черпать силы, он справится…

На следующую ночь, когда Тай вошла в покои Элори, ее ждал долгоживущий, высший из высших, на чьих руках переливались ногти, словно выточенные из перламутра…

Все последние десять дней он прикасался к ней только руками без перчаток. Другая бы уже давно простилась с рассудком от невозможности выносить ТАКОЕ и сейчас пускала бы слюни где-нибудь в тихом уголке дневного мира или бегала по Замку забывшей себя пленницей. Элори больше устраивал первый вариант — однако не реализовался даже второй. Он не добился ничего большего, чем закушенная губа и нервная дрожь в коленях.

В последнюю ночь он не отпускал ее все отведенное время, овладев ею семь раз. Впрочем, он уже давно сомневался, что глагол «овладеть» имеет по отношению к Тай хоть какой-то смысл.

Когда она встала и принялась трясущимися руками натягивать на себя платье, он еще надеялся, что ее разум дал трещину. И тут она посмотрела ему прямо в глаза и произнесла с еле сдерживаемой яростью: «Считай, что тебе объявлена война».

«Я эту войну уже проиграл по всем статьям, — ответил он, отводя взгляд, ибо это было совершенно очевидно. — Будь свободна, горькая хризантема».

Тысячеликий добился своего, оставив в Замке наместницу, которую нельзя уничтожить ничем. Теперь оставалось лишь надеяться, что умрет она от старости, и до самой смерти никто так и не объяснит ей, в чем заключается ее опасность не только для Элори, но и для его извечного оппонента из лагеря Порядка.

Однако Элори лучше, чем кто бы то ни было, знал, насколько зыбка и призрачна такая надежда. Хотя бы потому, что в результате своих похождений эта женщина изрядно сократила себе шансы умереть естественной смертью…

Распахнулась дверь, и две «черных кошки» втолкнули в покои третью, растрепанную и испуганную. Урано с трудом припомнила ее имя — Хана, кажется… нет, Хара. Следом за ними в покои вошел мужчина с виду лет сорока (хотя на самом деле ему было за пятьдесят), в черном атласном облачении, перепоясанном простым узким ремешком, тоже черным.

— Ждите за дверью, — коротко бросил он стражницам. Те поклонились и бесшумно скользнули прочь. Подойдя к подушкам, в которых полусидела укрытая шелками Урано, вошедший знаком приказал Харе опуститься на колени, сам же придвинул одну из низеньких скамеечек и сел.

— Что ж, возлюбленная господина моего, — произнес он ритуальное обращение, в котором, однако, не только не чувствовалось трепета, но и сквозило откровенное презрение, — для начала еще раз повтори, когда ты в последний раз спускалась в сокровищницу храма.

— Я уже сказала, — хрипло проронила Урано. — Это было в первые дни июля, сразу после Праздника Кораблей.

— И сколько обходов своих владений ты совершила после этого?

— Три, не считая того, который должен быть сегодня, — Урано облизнула пересохшие губы. — Или здесь кто-то разучился считать?

— Теперь говори ты, — Верховный жрец Черного Лорда слегка ткнул в спину коленопреклоненную «кошку».

— Свидетель мне господин наш Смерть, — начала та торопливо, — что в ночь после вашего, госпожа, предпоследнего шествия по своим владениям я стояла на посту у сокровищницы. Вы, госпожа, подошли ко мне, кутаясь в шаль, и приказали открыть дверь. Когда я спросила, что у вас с голосом, вы, госпожа, сказали, что простудились и потому пришли за своей книгой. Через несколько минут вы, как всегда, вышли с книгой в руках и удалились к себе.

— Ты хорошо помнишь, что это было именно в ночь после предпоследнего шествия? — ровным голосом уточнил Верховный жрец.

— Еще бы мне не помнить, могущественный господин, — снова зачастила Хара. — Как раз на следующее утро госпожа приказала снарядить галеру в погоню за женщиной, которая ее оскорбила, а потом вернулась только через два дня и на обгорелом корабле. Такого не забудешь.

— Что ты скажешь на это, возлюбленная господина моего? — Верховный повернулся к Урано.

— Скажу, что эта подлая тварь лжет! — яростно бросила Урано. — Ту ночь я проспала в своих покоях.