Не зная, что делать, и не имея возможности с кем-либо посоветоваться, Альвару пытался осознать реальность, скорее походящую на сон. Подумалось, что, должно быть, дон Педру влюбился в девушку, умершую перед самой свадьбой. Альвару украдкой смотрел на профиль своего друга, на тронутые сединой виски, но не заметил на сем царственном челе следов новой утраты. Педру выглядел взбудораженным, возбужденным и мрачно-счастливым, как человек, задумавший невероятную месть или не менее грандиозную дерзость.
От этих мыслей Альвару передернуло, но он заставил себя думать о чем-нибудь другом. Тогда мысли его как-то сами собой вернулись к Инес. Инес, о которой мы только и говорили все последние дни. Инес, которую любил Педру и обещал сделать своей королевой, подарив ей всю Португалию.
В этот момент в зал внесли стол и слуги поставили на него гроб. Педру взмахнул рукой, и шелковые знамена, прикрывавшие гроб, были сорваны, обнажая старое дерево. Король подошел к гробу и, погладив его рукой, смотрел какое-то время в пол.
Альвару молчал, не осмеливаясь заговорить первым. Больше всего в этот момент он хотел бы быть где-нибудь далеко. В Испании, Франции или хотя бы подальше от этого гроба, от безумного Педру, от того, что должно было произойти.
Наконец король вздохнул, словно очнувшись ото сна, утомленно оглядел безмолвно стоявших слуг, тихо приказав им открыть крышку. Сам он при этом встал возле Альвару, взяв его руку в свои.
Все так же молча друзья проследили за тем, как слуги отогнули проржавевшие скобы и сняли тяжелую крышку гроба. Подняв скрывавшую тело вуаль, дон Педру с нескрываемой жалостью и любовью поглядел в лицо своей давно почившей возлюбленной. Оно было зеленовато-серым, кожа сморщилась и обтянула кости, волосы поблекли. Тем не менее это все еще была она – Инес де Кастро.
Альвару перекрестился. То же сделали и слуги, воспринявшие жест главнокомандующего как безмолвное разрешение расслабиться, скинув с себя хоть на время мертвенное оцепенение, в которое вогнал их король…
На следующий день по приезде Альвару был снова вызван ко двору. На этот раз Педру повел его прямо в тронный зал, где бледные от ужаса служанки облачали мертвую Инес в сшитое по случаю коронации платье. В воздухе явственно чувствовался устойчивый запах тлена, уксуса и еще какой-то дряни.
Бесстрашно Альвару посмотрел в мертвое лицо своей будущей королевы, поклонившись ей. Удар секирой прорезал некогда красивейший лоб доньи Инес. На горле виднелась глубокая рана от еще какого-то режущего предмета, но Альвару, как ни старался, не мог понять, кинжал это или нож. Прихрамывая и стараясь не выдать, что его мучают предательские боли, он слушал короля, который вдруг сделался словоохотливым и опасно-милым.
Дон Педру рассказывал о том, как давно он мечтал короновать свою возлюбленную, как не переставал любить и мечтать о ней по прошествии многих лет. Тут же в присутствии Альвару король издал указ относительно обязательного присутствия на коронации своих приближенных с женами и достигшими положенного возраста детьми, отсутствие которых будет считаться оскорблением их королевских величеств и караться через отсечение головы.
Услышав это, Альвару побелел, а одна из служанок, обряжавших Инес, упала в обморок. Впрочем, если Альвару был в ужасе от перспективы показать при дворе меня, то девка явно рухнула сраженная трупной вонью.
Немного придя в себя, граф попытался поговорить с королем, объясняя ему, что донья Альвару тяжело больна и не может присутствовать на коронации. На что такой любезный вначале Педру вдруг насупил брови, сообщив своему ближайшему другу о том, что приказ один для всех, и если его супруги не будет в день коронации, их обоих ожидает смерть.
Глава двадцать шестая. Венчание на царство мертвой королевы
П
роизошло самое страшное, что только могло произойти, и я упала на колени перед Альвару, умоляя его бежать из страны. Тот возразил, что бежать не удастся, так как его лицо известно всем и в самом лучшем случае добежим мы разве что до городской заставы, где будем позорно схвачены и заточены в тюрьму.Понимая, что все кончено и обман вот-вот раскроется, мы с Альвару обнялись в последний раз, плача и прощая прегрешения друг друга. Делать было нечего. Трое из наших четверых детей служили при королевском дворе, а значит, даже если бы нам и удалось сбежать, это могло рикошетом ударить по ним.
Конечно, Педру знал о клятве Альвару сделать своими наследниками детей, прижитых с любовницей. Но он бы не простил мне самозванства, как не простил бы Альвару преждевременной смерти графини, которая, насколько я могу судить из переданного мне графом, по плану короля должна была умереть от мук совести, увидев плод своего предательства.
Иными словами, мы попались в наши же собственные силки. И теперь нам оставалось только сдаться на милость торжествующим победителям.