Свиток 5. У истоков империи

Нет, при этом он не вел себя нагло или борзо, как это бывает у чересчур разбалованных детей. Нет. По всему было видать, что папаша Крайт в сынулю вежливость и понятие о табеле о рангах вколачивал намертво. Когда было надо, Никсой стоял тише воды ниже травы и выглядел очень благообразным мальчиком. Но вот стоило только обратиться к нему, как, например, я сделал, представляя его Мокосаю при самой первой встрече, — и парнишка без всякого смущения демонстрировал и себя и все свои таланты. И кажется, даже тащился от всеобщего, направленного на него внимания… Этакий экстраверт в чистом виде.

…Короче, я планировал двинуть парня по дипломатической части. Так что ему сейчас надо было набираться разных манер и пообтесаться в приличном обществе.

Другой вопрос, чьим дипломатом он будет? Парень-то, вроде, пока олидиканец, зато приживется и заведет (в этом можно было не сомневаться) друзей в Иратуге… Но хотелось бы, чтобы он стал ирокезом. Нам такие кадры будут нужны.

Пока мы шли сюда, я старательно капал ему на мозги, навязывая образ по-настоящему крутого и сурового парня, с невдолбенно моднявым причесоном и крутым копьем в руке. Парня, стать которым должен мечтать любой подросток. И с нашей образцово-диверсионной оикия закрепить этот образ в глазах пацаненка было несложно.

…Только вот, — намекал ему я, — мечтают стать ирокезами многие. Да не всем это дано. А вот у Никсоя, благодаря удачному замужеству евоной тетки, шанс на это есть! И только от него теперь будет зависеть, воспользуется он этим шансом, или просрет свое Щастье.

Короче, задурил парню голову. А надо сказать, голову довольно светлую. За тот месяц с небольшим, что он был с нами, Никсой уже худо-бедно научился различать все буквы и даже читать по слогам, благо, учителей у него было предостаточно.

Так что на прощание я планировал подарить ему Азбуку и пару-тройку записанных баллад для чтения. А также повелеть присылать мне или в Олидику с попутными караванами ежемесячные отчеты о происходящих в Иратуге делах, тонко намекнув, что от количества и длины этих посланий будет зависеть его дальнейшая карьера. Не то чтобы я всерьез надеялся таким образом узнавать что-то полезное. Просто парню будет полезна письменная практика. А главное, постоянное напоминание, что он из нашенских. А то закружит его эта иратугская круговерть, найдутся новые хорошие наставники, кумиры и образцы для подражания, и пропал Никсой для ирокезского общества!

Так что процедура передачи моего ученика в руки нового наставника не стала для моего двоюродного племянника ни неожиданностью, ни трагедией. И прошла, можно сказать, вполне себе буднично и по семейному.

В отличии от той головомойки, что устроили мне драхтовичи, торгуясь по поводу новой краски.

Для начала, они решили меня совсем уж по-детски кинуть, предложив обменивать краску на овец по весу. Ага, за одну овцу равное ей по весу количество бесценного пурпура. И при этом лыбились такими по-детски хитрыми улыбочками, что я едва не согласился, расплывшись от умиления от такой непревзойденной наглости. Ведь это примерно тоже самое, что смотреть, как маленький пушистый котенок тырит со стола мясо.

Несмотря на все мои иратугские подвиги, эти вонючки реально принимали меня за дремучего степного дикаря, готового отдать целое стадо больших братьев за бронзовый ломик весом в пару килограммов.

Так что я постарался изобразить такую же идиотски-хитрую улыбочку и для начала высказался в том плане, что буду брать за краску десятикратное по весу количество бронзы.

Вонючки-драхтовичи (начинаю подозревать, что «вонючками» их прозвали отнюдь не только из-за запаха) наконец-то посмотрели на меня с уважением, и торг пошел. И шел он почти до самого вечера.

Меня убеждали, что выданная мной на пробу краска ни на что не годится, в доказательство чего прямо у меня на глазах покрасили кусок ткани и прополоскали его в воде. Естественно, краска почти сразу смылась. Но я на это не повелся и тонко намекнул, что коли драхтовичи такие неумехи, что не знают способа удержать краску на ткани, мне, вероятно, следует обратиться к другим мастерам.

Драхтовичи, естественно, оскорбились и начали рассказывать, какое же это непростое дело — окраска тканей. И почему никто во всем мире кроме них не способен делать его так хорошо.

Я в ответ поведал, как зимой я с учениками бросался в ледяные воды бушующего моря, чтобы на невероятной глубине вырывать из лап морских чудовищ малюсенькие ракушки. И как тяжело и сложно мне приходилось камлать, чтобы заставить эту ракушку отдать свою краску.

Короче, мы заливались соловьями и навирали с три короба, пока наконец не пришли примерно к первоначальному моему предложению — барыши пополам. В том плане, что они окрашивают ткани нашей краской и половину отдают нам.