Свиток 5. У истоков империи

Ух… Наконец-то… Наша лодка ткнулась в берег, и я наконец-то смог утереть пот со лба… Рука наткнулась на непривычный головной убор из перьев, что был надет на моей голове… Похожие были на всех головах нашего экипажа и это хоть как-то утешало — не один я страдаю!

Да уж, пришлось приложить усилия, и без помощи соплеменников никак не обошлось. Ирокез на голове аккуратно поделен на пробор, расчесан к ушам и закреплен тем самым запрещенным мною лаком для волос, рецепт которого, однако, бунтари-ирокезы верно хранили в своих сердцах. (Вероятно на случай, когда зануда-шаман подохнет и наконец-то никто не сможет им помешать вволю развернуться на поприще гламура и внешнего великолепия. Сволочи.) Поверх этой расчесанной и намазанной гадости закреплялась налобная повязка, щедро утыканная перьями разных невинных птичек, попавших в силки или подбитых ударами палок. Поскольку охотиться с копьем на птичек было не очень удобно, местные не слишком-то жаловали птичье мясо. Зато и птички тут были достаточно непуганые. В общем, подобные наряды были весьма и весьма необычны и от них веяло удивительной экзотикой.

Дабы усилить это ощущение экзотики, свое тело и тела моих товарищей я щедро разрисовал узорами из белой глины. И в качестве завершающего убойного штриха, наши чресла прикрывали юбки-килты из пестрой материи, сверху закрепленные воинскими поясами… Вот только обувку пришлось оставить прежнюю — никто не пожелал ходить в созданных моим вороватым дизайнерским гением сандалиях-вьетнамках.

Наконец, видок наш стал достаточно экзотичным даже для этой местности. Так что прежде чем тронуться в путь, мне пришлось заставить своих подопечных ходить так несколько дней подряд, чтобы хоть чуточку привыкнуть к этому наряду. Да и за время плаванья не снимать всю эту гадость. А они плевались и проклинали меня!

Я, впрочем, и сам плевался и проклинал — вспотевшие под непроницаемым для воздуха лаком головы дико чесались и блестели, словно соплями обмазанные.

Но честное слово, я не виноват. Они сами меня вынудили.

Когда первая эйфория после битвы прошла, все наконец-то подуспокоились и малость пришли в себя. И как обычно, перед этими весьма далекими от светлого образа русского интеллигента личностями встал вопрос не «Что делать», а «Как сделать еще».

Как сделать так, чтобы скальпов на их знаменах и поясах стало бы больше, а аиотееков по эту сторону моря — значительно меньше.

Легкая с их точки зрения победа (всего трое убитых по сравнения с двенадцатью аиотееками) окрылила наших бойцов, увеличив длину и диаметр шила в заднице как минимум вдвое.

Зануду шамана никто больше не слушал принципиально — все слушали только самих себя и свои гениальные планы, как пройти победным маршем до края земли, защищая мир и добро и надирая задницы всем встречным.

Предложения как правило плавали в диапазоне от «идиотских» до «бредовых». Идиотскими я называл варианты тупо пойти и просто всех убить, потому что мы, оказывается, неимоверно круты и все должны нас бояться.

А бредовыми — что-то типа повторить попытку, снова выманив аиотееков с помощью Бир’кека или задницы Вотая. И так выманивать их раз за разом, пока они все не кончатся.

Приятно радовало, что хоть Лга’нхи пока помалкивал. И слава богу. Это оставляло надежду, что хоть он сохранил чуточку разума. Я ему тут, как бы между делом, уже малость прочистил мозги, представив статистические данные, что с учетом раненых (я малость преувеличил) за один день наши силы сократились на одну пятую. И если мы еще раз полезем на рожон, то вскоре можем вообще лишиться всех воинов и выполнять задание будет некому. Кажется, это несколько поумерило его энтузиазм, вернув со счастливых каникул на грешную землю хотя бы частично.

— Надо сесть на верблюдов, прикинуться аиотееками и войти в их лагерь! — наконец вымолвил Тов’хай предложение, которое я давно уже ожидал. В конце концов, он один из подельников Лга’нхи по коалиции ирокезских верблюдофилов, так что эта идея рано или поздно не могла не прийти кому-нибудь из них в голову. — Мы прикинемся, — продолжал вещать жутко довольный собой Тов’хай, — возвращающимися назад верблюжатниками, оденем их одежду, войдем в ворота крепости и нападем на аиотееков!

Все радостно и одобрительно зашумели — и впрямь, этот вариант представлялся этим охламонам весьма впечатляющим и жутко оригинальным. Ну точно ведь, никто же даже не догадается до такой зафигенной хитрости!

Но я-то был к этому готов, и если раньше просто сидел и помалкивал, то тут все-таки счел нужным высказаться.

— Ты ведь, Тов’хай очень зоркий воин — для начала польстил я его самолюбию. — Помню, как ты нашел мой оставленный много-много дней назад след и смог пройти по нему от побережья до самой Олидики!

— Хм… мяу… — нечто похожее издал довольный похвалой Тов’хай, щурясь как обожравшийся сметаны кот.

— И разве ты не сможешь различить… ну вот, допустим, меня и Лга’нхи, если мы будем стоять во-о-он на том холме и поменяемся одеждой?