Свиток благоволения

Внезапно Диана забыла о запахе, о костях, которые, казалось, рвут эту кожу изнутри. Она подбежала к кровати, присела и положила голову на покрывало, наслаждаясь ощущением тепла от руки матери на своем затылке. Она чуть не плакала. Она знала, что если она поддастся слабости и заплачет, то не сумеет остановиться.

– Ты наполовину китаянка, – наконец пробормотала Джинни.

– Я знаю. Поэтому мне так неприятно вспоминать об этом. С тех пор китайский стал для меня языком осуждения, порицания. Когда бы я ни слышала этот язык, я каждый раз вздрагивала, как будто слышала свой приговор: это и твой язык, Диана!

Так странно, однако теперь она уже смеялась. Тело Джинни тоже вздрагивало от смеха.

– Это звучит так глупо, – сказала Диана с виноватым видом.

– Немножко. Идя дальше по жизни, так и думай.

– Я никогда не говорила тебе…

– Почему?

– Я боялась, что ты разозлишься.

Джинни слушала, что говорит ее дочь и видела ее улыбку, одновременно делая выводы, которые нельзя произносить вслух. Она знала то, чего еще не ведала Диана: можно выбирать друзей, но семью не выбирают; иногда люди, чья кровь течет в твоих жилах, вообще не имеют с тобой ничего общего…

– Ты никогда не злилась за это на меня, правда?

– Не слишком часто.

– Ты разозлишься, если я тебе кое-что расскажу сейчас?

Джинни попыталась угадать, что стоит за выражением лица Дианы.

– О плохом времени?

– Да. Когда я болела.

– Давай.

– Я не была больна тогда.

– Я и не думала, что ты болеешь.

– У меня не было фолликулярной ангины.

– Не было.

– Ты знала?

– Да.

– А почему ты ничего не говорила?

– А ты почему?

– Я не могла. Я была в госпитале. Это был… аборт. Тот человек, ты знаешь… американец, и у него была жена. В Лондоне.

Диана замолчала, и на балконе установилась неестественная тишина. Синяя сорока с Формозы давно уже улетела. Даже шелест волн о песок пляжа внизу, казалось, приутих.

Джинни положила руку на ее кисть. Диана вздрогнула. Она сглотнула и подняла голову. Джинни улыбалась.

– Это ужасно. Не правда ли? – В голосе Дианы прозвучало ожидание утвердительного ответа на вопрос.

– Да, это, должно быть, было для тебя ужасно.

– Именно так я себя и чувствовала. Мне казалось, что я грязная. Будто я в чем-то выпачкалась, понимаешь?

– Дорогая, прости меня. И за тебя, и… за все.

Диана сжала руку Джинни, не заметив, что от этого прикосновения лицо матери исказила гримаса боли. Но, когда она подняла взгляд, ее охватил ужас: Джинни скрежетала зубами, голова ее моталась из стороны в сторону, спина выгнулась дугой. Диана вскочила на ноги, не зная, что делать.

– Сиделка! – закричала она. – Сиделка!

Женщина выскочила на балкон, мгновенно оценила ситуацию и исчезла. Диане, снедаемой желанием доставить матери хоть какое-то облегчение, показалось, что прошла вечность, прежде чем сиделка вернулась, держа в руках шприц, суливший забытье.

Наблюдая, как матери делают укол, Диана поняла, что не сможет вынести все это одна. Ее отец и брат здесь, в Гонконге. Она нуждается в них.

Диана вошла в спальню и прямиком направилась к телефону.

Глава 2

Взлетев с аэродрома Анкоридж, пилот взял курс на северо-восток; не успели они пролететь и десяти миль, как Джин Сэнгстер полностью потерял способность ориентироваться в пространстве. Над заснеженными полями Аляски стоял серый, пасмурный день: туманное небо сливалось с белым покрывалом, укутавшим землю, образовалась сплошная пелена без видимых ориентиров. Насколько он был способен представлять, они могли бы лететь и прямо в слившуюся с небом пустыню. Но пилот, казалось, вполне ориентировался в этом белом безмолвии, поскольку спустя пятьдесят минут с момента вылета он положил машину в левый вираж и сбросил скорость над площадкой, напоминавшей импровизированное футбольное поле.

Сэнгстер с интересом посмотрел вниз. На длинной веревке, натянутой в форме большого прямоугольника, болтались флюоресцирующие пластиковые квадратики, делая очертания участка посреди снежного поля более заметными. По прямоугольнику внизу брела цепочка людей, поминутно тыкавших длинными шестами в белый снег под ногами. В углу прямоугольника стоял одинокий разборный домик, из тех, что устанавливают за пару часов. Он занимал примерно пятьдесят квадратных метров площади.

Они приземлились в вихре снежной пыли, поднятом винтами вертолета. Когда пилот выключил двигатель, из домика выскочил человек и побежал им навстречу, обеими руками придерживая капюшон парки.

– Мистер Сэнгстер?

– Да.

– Майор Джеймс Гард, Восемьдесят вторая парашютно-десантная дивизия.

– Силы быстрого развертывания?

– Да. Мы смонтировали эту штуку. Сколько у вас времени?

– Его вообще нет.

– Тогда лучше пойти сразу. Прошу, вот туда.

Двое мужчин сбросили верхнюю одежду и окинули друг друга быстрыми, профессиональными взглядами. Майор был в форме. Он был абсолютно лыс, если не считать пары прядей, сохранившихся за ушами с боков. Лицо его было чисто выбрито, и его голова показалась Сэнгстеру похожей на яйцо. Выражение лица майора говорило о замкнутости и профессиональной скрытности. Сэнгстер почувствовал себя с ним легко и свободно.

– Ваше удостоверение?