СВО. Пекло войны

Бронированный УАЗ «Патриот» катил по дороге, разрезающей поперек всю авдеевскую промзону. Впереди ползла гусеничная техника, разбрасывая во все стороны рыхлую землю. По салону колыхались коробки с гуманитарной помощью, которая предназначалась авдеевцам. Одной рукой я придерживал картонные коробы, а во второй держал телефон. Попытался заснять хоть что-то, но тряска не позволяла это сделать. Запечатлеть другую сторону Авдеевской промзоны для меня было важно. Всего год назад – в начале марта 2023 года – мы сидели в блиндаже с бойцами, и я представить не мог, что получится попасть за линию траншей с украинской стороны.

Дорога чуть выровнялась, и мне удалось снять груды бетона, пробитые столбы и изрезанные осколками стволы деревьев за окном. «Патриот» обогнал плетущуюся технику и направился в сторону Авдеевки. Появился «мемориал». Когда-то это место было посвящено погибшим «участникам АТО». Все таблички с упоминанием боевиков, обстреливавших беспощадно Донецк, Ясиноватую и Горловку, убрали. На крест повесили стяг с ликом Христа. Думаю, что атошникам такое не сильно понравилось бы. У них была своя «церковь» благодаря Порошенко и Зеленскому, которые продвигали веру раскольников.

Заехали в частный сектор. Местные его называют «Ямой», так как эта часть города находится в низине. Где-то в домах в оконных рамах не было стекол. На их месте были доски ДСП. Такие и в Донецке можно встретить повсеместно. У некоторых хаток не было крыш. В целом эта часть Авдеевки мало отличалась от Зайцево, Коминтерново, Саханки и любого другого маленького поселка на линии фронта с нашей стороны.

Припарковались у дома с посеченными осколками воротами. Над зияющими дырами была надпись «Люди-2». У забора стояла пожилая женщина. Она встретила нас радушно, так как хорошо знала волонтера БФ «Добрый Ангел» Юру, который не в первый раз приехал сюда с помощью. Доброволец вытащил из салона коробку и передал ее старушке. Ей предназначалась важная миссия – распределить помощь между соседей. Женщина звала в гости на чай, но мы вежливо отказывались, так как нужно было ехать дальше, вглубь Авдеевки, туда, где разбитые девятиэтажки и обрушившиеся подъезды.

– Не люблю я вашего брата, вы уж не обижайтесь. И здесь лучше камерами не светить. Люди могут наброситься. Их уж как-то наснимали, а потом по ним прилетело. Противник хоть и заторможенный, но все равно бить может, – сказал Юра на подъезде к пункту назначения.

Авдеевцы стояли под козырьком подъезда, в котором они жили и прятались. Он был для них и домом, и убежищем. Предпоследний подъезд обрушился в результате попадания снаряда. Люди перебирались по раздробленным плитам. Вокруг носились прибившиеся собаки. Мимо меня пробежала хромая такса. Старенькая собачонка передвигалась на трех лапах. Заднюю прижимала. Ей было больно на нее становиться.

Поднял голову, когда ко мне обратилась женщина, живущая в одном из подъездов поврежденного дома. Она рассказала, что таксу контузило после одного из обстрелов. Пока разговаривали, над головой пронесся военный самолет. Шум двигателя разнесся по округе. Местные даже не обратили внимания на тревожные звуки. Они привыкли жить с ними.

– Ее хозяин погиб, а она прибилась к нам. Он всего несколько недель до освобождения не дожил, – с нескрываемой грустью произнесла женщина.

Заметил такую особенность, что авдеевцы очень часто подобным образом говорят о своих земляках. Они жалеют, что люди, с которыми они прошли через ад, не смогли увидеть свой город свободным. Они встречали русскую армию как свою, как армию-освободительницу.

Пока снимал, не заметил, что ко мне подошел пожилой мужчина с седой бородой. Он стоял на фоне обрушившегося подъезда в бронежилете и каске. На груди у него был шеврон с Христом. Это был бразильский журналист. Звали его Пепе. Он приехал вместе с нами, но ехал на второй машине, поэтому поговорить удалось только у разрушенного дома. За свою долгую жизнь ему довелось повидать много конфликтов.

– Знаешь, я ведь был в Ираке. Могу сказать, что ваша война хуже, – обратился ко мне бразилец на английском.

Не удалось узнать, чем же наша война хуже той, что развязали американцы в начале XXI века, так как нашу беседу оборвал крик солдата.

– Все в укрытие! Дроны! Денис, в укрытие давай! – скомандовал сопровождающий нас военный.

Запищал дронодетектор. Мы забежали в подъезд. Увидел, что здесь не было подвала. По хорошему это помещение не может считаться укрытием, дрон мог спокойно сюда залететь и разорваться, но выбирать не приходилось. Если бы прилетело что-то посерьезнее, то мы могли быть похоронены под плитами хрущевки.

В темном подъезде на подстилке мирно спала еще одна собака. Она подняла голову, когда в помещение забежали люди. Посмотрела на неизвестных и снова улеглась спать. Спокойствие животного вселяло уверенность, что все будет хорошо. Обычно живность в зоне боевых действий очень чутко реагирует на опасность, а эта собака тревоги не проявляла. Понемногу и я успокоился.