Свобода

Иные слова тронули меня икренне. Особенно "урсофобия" – боязнь медведя. И не тем только, что живо напомнило о сгинувшем друге.

Откровенной избыточностью, происхождением из пресыщенности – словно отрыжка на пиру.

– Медведя, – спрашивал я у словаря, – не испугается только круглый вивимахер; зачем же специально называть?

И книга презрительно отвечала из-под черной обложки: вахлак!

Если с какой-нибудь стороны реальность поддается делению, сюда обязан направлять свои усилия интеллект. Чем добросовестнее дробят мир ум и язык, чем тоньше пленочки, на которые они расслаивают его, чем полнее каталоги и длиннее перечисления – тем надежнее скованы демоны, тем легче убедить себя, что мир человеку по мерке, благоволит ему и пригоден для достойной жизни. Даже твой дед, проходивший через ночь, догадывался об этом. А здесь – Англия!

"Лингвистические пуристы, возражающие против сложных слов типа

"телевизор", этих смешанных браков, где сочетаются греческие и латинские элементы, несомненно предпочли бы форму "арктофобия", ибо по-гречески медведь – "арктос".

Значит, Арктика – это страна медведей? А Чехословакия – страна слов Чехова?

В самом начале февраля пробившееся солнце, голубые небеса соблазнили меня на большую прогулку в город. И город удивил меня, разозлил, даже напугал. Не знаю, кто из нас за последние месяцы изменился сильнее, – но мы уже не подходили друг другу.

На свежий взгляд сделался он катастрофически грязен, и толчея выросла невыносимо. Позакрывались недорогие забегаловки, где можно было, не вступая в заметные расходы, съесть кекс

"Столичный" или калорийную булку и согреться стаканом кофе. В кинотеатрах отменили дневные сеансы, устроив в залах – биржи, а в фойе – торговые ряды. Гаванская сигара, которой я любил иногда умерить душевный раздрай или же, напротив, подчеркнуть внутреннюю тишину, стала мне окончательно не по карману. Домой я приплелся на закате, усталый, яростный и голодный, раздумывая над тем, что время способно портить не только единичные вещи, но целые их роды и типы сочетаний.

Андрюха сидел верхом на стуле перед длинным деревянным ящиком, выкрашенным в тусклую зелень и окованным двумя железными полосами. Ящик походил на кофр от гиперболоида инженера Гарина.

Я сказал Андрюхе, что отберу у него скопированный недавно ключ, если он не будет снимать в квартире ботинки. Ясное дело, он пропустил мою угрозу мимо ушей. Он торжественно заявил:

– Все! Лопнуло мое терпение! С пятого числа – уволен по собственному желанию. Уже оформили, осталось бегунок подписать.

Но денег – представляешь – не дают. Они говорят, я им должен чуть ли не больше, чем мне получается под расчет…

– Это каким же образом?

– Ну, была когда-то касса взаимопомощи… Хоть бы напоминали…

– Заметь, я напомнил – насчет ботинок…

Андрюха скорчил рожу и отправился в переднюю. Я попробовал ящик ногой – тяжелый.

– Там что?

Андрюха нежно провел рукой по крышке, прежде чем откинуть ее движением иллюзиониста:

– Опа!

Внутри лежали: двуствольное ружье-вертикалка, двуствольный обрез с отпиленным прикладом, три капкана, рыболовная сеть и знакомый мне по военной кафедре в институте карабин СКС. Отдельно – оптический прицел в чехле. Еще завернутые в газеты бруски желтовато-серого вещества – взрывчатка, судя по всему, аммонал.

– И детонаторы есть, – похвастался Андрюха, выкладывая передо мною на пол этот арсенал. – Вместе нельзя держать. И патроны – порядочно.

Я как-то опешил. Я сказал:

– Ну, хорошо. Взрывчатку ты, положим, спер. И тебя не поймали.

Но карабин-то – откуда? Ты вообще отдаешь себе отчет, во что можешь вляпаться – с армейским оружием?

– Положим, не спер, – недовольно возразил Андрюха. – Грамотно сэкономили при плановых закладках. И никто нас не ловил. И карабин тоже не армейский. Уже списанный. На Тунгуске их промысловикам выдают. У меня друг был на Тунгуске, хороший мужик, на Дерсу Узала похож. Даже по своим заимкам водил меня. Я ему фотоаппарат подарил – "Зоркий". И приемник – японский.

– Зачем ему фотоаппарат? – спросил я.

– Ты думаешь, они там совсем дикие?

– Ну, где он будет проявлять, печатать?

– Найдет. Попросит кого-нибудь… Он же не круглый год на промысле. А в поселке – клуб, школа, магазин "Культтовары" – вполне культурная жизнь… Так он меня, короче, отблагодарил.

Это его напарника ружье. Напарник в тайге пропал, а ружье осталось. Прицел я потом купил – спортивный. Не пробовал еще, но вроде годится. Правда, вот этих патронов у меня маловато…

– Слушай, – сказал я, – а ты не мог бы куда-нибудь еще?..

– Да мне только перекантоваться. Пока не определюсь. На пару недель, не больше.

Я огляделся. Тень участкового прочно поселилась в углу. Я предложил хотя бы на антресоли убрать ящик.

– Рухнут твои антресоли, – весомо сказал Андрюха.

Не получилось и под кровать затолкать – не проходил по высоте.

Придвинули его в конечном счете к стене и накрыли старым одеялом. Терпимо. Я спросил:

– Как ты его дотащил?

– Водитель наш подбросил, – объяснил Андрюха. – Тоже отличный мужик. Бывший вертолетчик. Мы с ним в Казахстане у пьяных летунов "Ми-восьмой" угнали…