Свобода

– Начав, сложно остановиться, – всхлипнула Патти. Вдруг ей стало холодно и дурно. Она обняла широкие теплые плечи Ричарда, они легли на восточный ковер, и так прошел этот серый день.

Всего три раза. Раз, два, три. Один раз во сне, второй – яростно, а третий – по полной программе. Три: жалкое маленькое число. В свои сорок с лишним лет автор провела немало времени за подсчетами, но больше трех у нее никогда не получалось. Вместе они решили, что ему лучше уехать. Усталые, удрученные, они быстро решили, что ему лучше уехать прямо сейчас, пока они не увязли по уши, а потом они по отдельности подумают и примут трезвое, взвешенное решение, и если оно окажется отрицательным, им будет гораздо больнее вдвоем, чем поодиночке.

Приняв это решение, Патти встала и с изумлением обнаружила, что веранда и деревья вымокли. Дождь был таким легким, что она не слышала стука капель по крыше, таким мелким, что не стекал по водосточной трубе. Она натянула красную линялую футболку и спросила Ричарда, можно ли оставить ее себе.

– Зачем тебе?

– Она пахнет тобой.

– Это чаще считают недостатком.

– Мне просто хочется, чтобы у меня было что-нибудь твое.

– Ладно. Надеюсь, что у тебя останется только майка.

– Мне сорок два, – сказала она. – Чтобы забеременеть, мне понадобится двадцать тысяч долларов. Прости, что обломала.

– Я горжусь отсутствием отпрысков. Не подведи.

– Один из немногих плюсов того, что нам уже не двадцать один. Должны ведь быть какие-то плюсы?

И так далее. Все было очень славно и дружелюбно, и она вдруг сказала, что у него нет никаких предлогов, чтобы отказаться от пары песен. Он достал банджо и принялся перебирать струны, пока она делала сэндвичи и заворачивала их в фольгу.

– Может, останешься на ночь и поедешь с утра? – спросила она.

Он улыбнулся, как бы отказываясь удостаивать ответом подобный вопрос.

– Серьезно, – сказала она. – Идет дождь, скоро стемнеет.

– Без шансов, – ответил он. – Прости. Тебе нельзя доверять. Придется тебе с этим жить.

– Ха-ха, – сказала она. – Почему ты не поешь? Я хочу тебя послушать.

Чтобы угодить ей, он спел “Тенистую рощу”. Вопреки всем ожиданиям, Ричард отлично пел, а размеры его грудной клетки позволили бы ему сдуть весь дом.

– Ясно, – сказала Патти, когда он допел. – Так мне ничуть не легче.

Но если уж музыкант взялся за свое любимое дело, его сложно уговорить остановиться. Ричард настроил гитару и спел три песни в стиле кантри – “Ореховый сюрприз” позже записал их для своего альбома “Безымянное озеро”. Большинство текстов представляли собой бессвязный набор слов и впоследствии были заменены, но Патти так трогало и восхищало пение Ричарда, особенно в ее любимом стиле кантри, что в середине третьей песни она закричала:

– Хватит! Остановись! Пожалуйста! Хватит! Остановись! Пожалуйста!

Но он продолжал петь, не обращая на нее ни малейшего внимания, и она вдруг почувствовала себя такой одинокой и заброшенной, что разразилась рыданиями, и под конец он был просто вынужден отложить гитару – было видно, что его ужасно взбесило это вмешательство! – и попытаться, без особого успеха, успокоить плачущую Патти.

– Вот твои сэндвичи, – заявила она, пихая пакет ему в руки, – а вот дверь. Мы договорились, что ты уходишь, так уходи. Быстро! Уходи! Прости, что попросила тебя спеть, во всем снова виновата я, но давай не будем снова наступать на те же грабли, ладно?

Он набрал воздуха в легкие и выпрямился, будто намереваясь сделать официальное заявление, но вместо этого снова опустил плечи, и то, что он собирался сказать, выскользнуло из него непроизнесенным.

– Ты права, – сказал он раздраженно. – Мне это все ни к чему.

– Мы же все отлично придумали, правда?

– Правда.

– Так иди же.

И он ушел.

А она всерьез занялась чтением. Вначале – стремясь убежать от реальности, затем – чтобы найти помощь. К тому времени, когда Уолтер вернулся из Саскачевана, она расправилась с “Войной и миром”, потратив на это три дня лихорадочного чтения. Наташа обручилась с Андреем, но ее развратил мерзавец Анатоль, и Андрей в отчаянии уехал, был смертельно ранен в бою и умер вскоре после того, как простил выхаживавшую его Наташу, после чего старый добрый Пьер, который успел в плену многое обдумать и повзрослеть, выходит на сцену и вручает себя Наташе в качестве утешительного приза; затем на свет появляется множество детей. Патти чувствовала себя так, как будто за эти три дня прожила целую жизнь на ускоренной перемотке, и когда ее собственный Пьер вернулся из чащи сильно обгоревшим, несмотря на истовое обмазывание кожи солнцезащитным кремом, она была готова попробовать вновь полюбить его. Она встретила его в Дулуте и выслушала отчет о трех днях, проведенных с природолюбивыми толстосумами, которые, по всей видимости, распахнули перед ним свои кошельки.

– Невероятно, – сказал Уолтер, увидев недостроенную веранду. – Прожил здесь четыре месяца и не нашел времени на последние восемь часов работы.

– Его, наверное, уже тошнило от леса, – заметила Патти. – Я ему сказала, чтобы ехал в Нью-Йорк. Он написал тут замечательные песни. Он уже был готов уезжать.

Уолтер нахмурился: