Свобода

— Вы меня не узнали, Иван Савельевич? Я — Конфеткин, Николай Васильевич, из Поселка, начальник базы. Помните такого?

—Да разве вас всех упомнишь. — Увидев сахарную улыбку и оценив подобострастный тон посетителя, Иван Савельевич тут же стер обиду с лица и пришел в себя, как сталевар, глотнувший свежего квасу. Теперь ему следовало по-генеральски (со спичкой, зажатой двумя пальцами, опаляемыми язычком пламени, но этого пламени словно не чувствующими), посасывая и причмокивая, раскуривать вишневую трубку, чтобы, раскурив, пустить кольцо ароматного дыма в глаза этому начальнику базы. Иван Савельевич извлек из кармана трубку, сунул ее в рот, с удовольствием прикусил мундштук и, хлопая себя по бокам, полез за спичками. — Ну, чего тебе?

—Ваша подпись под этим документиком. Всего лишь! Накладная на материалы для строительства э… небольшой экспедиционной гостиницы на территории нашей с вами базы в Поселке. Так сказать, для отдыха самых незаменимых тружеников. Помните, я рассказывал вам: тройка-пятерка уютных номеров, небольшое кафе, сауна, бассейн… Вот вы в Поселок нагрянете с дражайшей Еленой Георгиевной, а там, в гостинице, вам уже сауну натопили да хариусов запекли в кляре.

—Но ведь эти материалы нужны здесь, на острове! Моим буровикам и проходчикам! — Иван Савельевич так (по-наркомовски!) саданул кулаком по столу, что стакан с карандашами подпрыгнул от неожиданности. — Ты, Конфеткин, кажется, не понимаешь, что и простые люди должны жить в Заполярье по-людски. Не все же им ютиться в балках да палатках!

Конечно, эти стройматериалы не уходили из Заполярной экспедиции совсем уж налево. Ведь гостиница-то, если бы ее только построили (Николай Васильевич уже подрядил на это дело бичей-строителей и арендовал необходимую технику), принадлежала бы Заполярной экспедиции Ивана Савельевича, разве что располагалась бы не на острове, а на материке, в Поселке, на территории базы Заполярной экспедиции. Но все равно это было вопиющее нарушение. Подумать только, ему, начальнику Заполярной экспедиции, отвечающему здесь за все — и за материалы, и за справедливость, — предлагали сделку с совестью! Иван Савельевич хотел уже выдать этому Конфеткину по первое число: накипевшая в сердце обида на жену, тестя и Черкеса рвалась наружу черной птицей с железными когтями. Но маленькая гостиница вдруг выплыла из недр воображения Ивана Савельевича — немного сказочная, с черепичной остроугольной крышей и окошками с деревянными ставнями — и, как нецелованная девица, застыла перед его внутренним взором; он даже увидел ее уютные номера, милое кафе с круглыми столиками, накрытыми белыми скатертями, сауну с войлочными шапками, бассейн с бирюзовой водой… Увидел и густо покраснел. Поэтому-то он ограничился лишь словом «никогда» и фразой «покиньте помещение».

Конфеткин вздохнул, сокрушенно пожал плечами и, взяв со стола накладную, как побитая собака, отправился было к двери. Но у двери его осенило. Или, может быть, он сделал вид, что его осенило. Стукнув ладонью себя по лбу, Николай Васильевич воскликнул:

—О главном-то, главном я забыл, Иван Савельевич!

—О каком таком главном? — буркнул Иван Савельевич, уже всем сердцем жалея о своем решении в отношении стройматериалов и в красках представляя себе ту самую гостиницу с номерами, кафе, сауной и… администраторшами в коротких юбочках, и опять покраснел. Только теперь по совсем другому поводу.

—Все уже слышали о медведе, только один я — нет. Вы, говорят, в прошлом году белого медведя голыми руками, да?

Иван Савельевич усмехнулся и выпустил изо рта в сторону Конфеткина длинную струю синеватого дыма (Иван Савельевич никогда не курил взатяжку — для этого у него не было здоровья).

—Было дело. Упорный косолапый попался…

И тут Ивана Савельевича, как всегда, понесло. Раскрасневшийся, вновь пришедший в расположение духа, он и не заметил, что Конфеткин сидит за столом напротив него и умильно моргает глазами-бусинками, цокает языком, присвистывает, ахает, охает, пока Иван Савельевич, раскинув руки, показывает Николаю Васильевичу свою железную хватку, против которой медведю, конечно, делать нечего. Не заметил Иван Савельевич и то, как они с Николаем Васильевичем выпили по маленькой рюмочке коньяка, случайно оказавшегося в портфеле у Николая Васильевича, и еще по маленькой, и еще по маленькой… Но главное, чего не заметил Иван Савельевич, так это то, что документик, та самая накладная на стройматериалы была уже размашисто подписана Иваном Савельевичем, и значит, экспедиционной гостинице с уютными номерами, хариусами в кляре и администраторшами в коротеньких юбках был дан полный законный ход!

А Иван Савельевич между тем совсем оправился от болезненного удара по самолюбию, нанесенного ему сегодня в камеральной комнате. Он уже кричал в голос, изображая предсмертный рев медведя и благодарность обескровленных медвежьей осадой буровиков, когда в его кабинет ворвалась взбешенная таким поведением своего пожилого ребенка Мамалена. И Николай Васильевич Конфеткин тут же испарился.