Свобода

Взлетев через час, вертолет взял курс на песчаную косу. Решено было немедленно расконсервировать ГТТ и Т-100 и пригнать их в Заполярную экспедицию. Тягачом должен был заняться бывший механик-водитель этой машины, а ныне главный механик, взявший себе в помощники Хмурое Утро, а трактором — Пантелей. Трактор Пантелей не любил всем сердцем после событий никому тут не известных, но пойти против воли руководства он бы не отважился. А то еще эти Самоваровы возьмут да и не возьмут его больше на остров! А без острова — без гусей, уток, куропаток, тихого одиночества и воли вольной — Пантелею труба. Сожрет его городская жизнь с потрохами да и выплюнет где-нибудь на обочине Мурманского шоссе.

Грозный член-корреспондент сидел в салоне безучастный ко всему. Широко (сразу на два места) расставив колени и возложив на них свои бархатные барские ладони, он смотрел перед собой, как каменный идол с привокзальной площади, углубившись в былое и думы. Он был суров, молчалив, он был даже мрачен; дела предстоящей защиты и тактика поведения на этой защите в качестве председателя совета все туже стягивали его горло. Чувствуя мертвую хватку эпохи, он все еще не решил до конца, броситься ему в битву с порочной системой во имя истины, с перспективой набить себе шишек, по крайней мере, лишиться чего-то привычного, приятного, греющего душу, или же проявить дипломатическую гибкость и немного подыграть эпохе, так сказать, подмахнуть коллективное письмецо, при этом, конечно, слегка подпортив себе репутацию и на время лишив себя душевного равновесия?

По правую руку от, словно отлитого из бронзы, углубленного в себя члена-корреспондента сидел смиренный Николай Васильевич, карауливший в вертолете Щербину. То и дело он скашивал взгляд на медальный профиль небожителя и тут же счастливо ощущал внутри себя причастность к чему-то большому, важному. Как минимум — к большой науке (себя он считал уже ученым, поскольку занимал такую ответственную должность в Заполярной экспедиции), ну и к большому государственному делу. При этом Николай Васильевич мечтал: представлял, как сунет члену-корреспонденту под мышку пакет с малосольным омулем и оленьими языками, когда тот будет садиться в самолет до столицы, и пожмет ему, царственному, руку. И уже через несколько месяцев в уютном кафе возведенной в Поселке гостиницы примется рассказывать своему партийному боссу — пьяному, голому, жабой отдувающемуся после парной — о своей дружбе с большим ученым и подливать боссу в кружечку свежайшего пива, и босс, пожалуй, сочтет (просто не сможет не счесть!) его полезным и необходимым делу партии человеком…

По левую руку от члена-корреспондента расположились двое: Пантелей и Хмурое Утро. Пантелей улыбался: его оторвали от печи, чтобы отправиться в родное гнездо — в лагерь Черкеса. Там, на ближайшем озере, у него с прошлого года осталась будка, в которой он караулил гусей. Пантелей надеялся, что будка цела, и он, запустив «сотку», сможет набить дичи. Хмурое Утро, заметно волнуясь, неотрывно смотрел в иллюминатор на проплывающие под вертушкой сопки.

—Что ты там выглядываешь? — усмехнулся Пантелей. — Что потерял-то?

—Человека. Посмотри, вон там, кажется, избушка, а рядом с ней, глянь…

—Это ж наша «сотка»! — воскликнул Пантелей и прищурился. — И как она там оказалась?

Виктор Николаевич тут же прильнул к стеклу, потом вскочил и стукнул кулаком в дверь кабины пилотов. Дверь ему открыли, и главный механик, втиснувшись в кабину пилотов, коротко переговорил с ними. Потом вернулся на свое место, дотянулся до колена Нади и кивнул головой: мол, да, это — оно, то самое место. Та развернулась к иллюминатору, и Николай Васильевич заскрипел летной курткой, предчувствуя неведомую опасность.

Неожиданно вертолет начал снижаться.

Едва вертушка погрузилась колесами в болотистую тундру и кто-то из экипажа летчиков открыл дверь, Надя выпрыгнула из вертолета. Упустивший ее Конфеткин схватился за голову, запричитал, полагая, что конвоируемая только что совершила дерзкий побег. Он даже собрался броситься за ней в погоню — застегнул молнию летной куртки, но небожитель положил ему на плечо свою бархатную ладонь:

—Пусть бежит под мою ответственность! — Член-корреспондент был в курсе дела Щербиной.

—Но Елена Георгиевна запретила! И я не смею! — испуганно возопил Конфеткин.

— Елена Георгиевна — моя дочь и к тому же баба, а вы, Конфеткин, не баба. Ну, выгонит она вас с работы. Так ведь не убьет же!

Вслед за Щербиной из вертолета вышли размяться все остальные.

Виктор Николаевич предложил вертолетчикам изменить заданный маршрут. Они пробудут здесь час-полтора, чтобы оценить техническое состояние «сотки», неизвестно как здесь оказавшейся, и заодно проверить одно предположение. После этого они выбросят на песчаной косе главного механика с помощниками и полетят в Поселок…