Свобода

Начиная беседу с соискателем одной из вакантных должностей в Заполярной экспедиции, Иван Савельевич обычно неторопливо раскуривал вишневую трубку, потом теребил один из седых вихров на лбу, как бы ненароком напоминая соискателю о своем заполярном подвиге. Потом, слушая слова соискателя, похохатывал, изрекал «ну-ну» или «ну и ну», иногда даже подтрунивал над соискателем (если, конечно, тот был ему знаком). В конце беседы, перед тем как сказать соискателю да или нет, Иван Савельевич красиво смотрел поверх его головы в воображаемую арктическую даль, нуждающуюся в переустройстве, сурово или же напротив саркастически хмуря брови, молчал. И соискатель, сидя как на иголках, понимал, что Иван Савельевич принимает нелегкое для себя решение и что он, соискатель, видимо, недостаточно хорош для той должности, на которую просится. Однако Иван Савельевич был милостив и — «Ну так и быть!» — всех зачислял в штат. Да и как было их не зачислить, если он работал с ними на этом острове не один год. При всякой такой беседе на несколько секунд (для того, чтоб бросить беглый взгляд на очередного соискателя) в кабинет к Ивану Савельевичу заходила Мамалена, которая теперь трудилась над завершением кандидатской диссертации пожилого ребенка. Как правило, она коротко кивала ему головой, одобряя кандидатуру.

Но сегодня в кабинет к Ивану Савельевичу энергично вошла молодая уверенная в себе особа, сделанная где-то на стороне от их любимой науки и явно не из геологического теста. Не то журналистка, не то пианистка, не то артистка погорелого театра. И Иван Савельевич оробел. Эта особа смотрела на него так, словно он не был ни хозяином этого кабинета, ни начальником Заполярной экспедиции, куда она хотела устроиться на пару летних месяцев коллектором. Она смотрела на него немного насмешливо, и Иван Савельевич взопрел, заерзал в кресле, выронил вишневую трубку изо рта и полез за нею под стол. В таком непристойном виде его и застала бесшумно появившаяся на пороге кабинета Мамалена. Переведя взгляд со своего потного, раскрасневшегося, виновато улыбавшегося супруга, трепыхавшегося возле ее ног огромной беспомощной рыбиной, на молодую, невозмутимо (нога на ногу!) сидевшую тут особу, Мамалена поджала губы и попросила у посетительницы… какие-нибудь документы, удостоверяющие ее личность. Та протянула свой диплом о высшем образовании, и Мамалена вздрогнула, побледнела и даже прикусила нижнюю губу. А потом заявила, что на такую тяжелую работу они берут только мужчин. Тогда соискательница попросила взять ее в экспедицию поварихой. Но Мамалена как отрезала: и поварихи там не нужны. И вообще, женщина за Полярным кругом — стихийное бедствие.

—А как же вы там работаете? — усмехнулась посетительница.

—А я — не женщина, — выразительно посмотрев на посетительницу, заявила Мамалена, — я его жена.

При этом она длинным нервным пальцем указала под стол, где все еще копошился, собираясь с духом и подыскивая оправдание своему поведению, красный как рак ее пожилой ребенок.

Когда молодая особа, хлопнув дверью, покинула кабинет, Иван Савельевич выбрался из-под стола, готовый рухнуть перед женой на колени за свое малодушное поведение (вот и сходил в форме капитана дальнего плавания с какой-то красавицей в ресторан «Астория»), однако этого не потребовалось.

—Ты знаешь, кто это была? — прищурившись спросила его Мамалена страшным голосом.

Иван Савельевич понял, что сцена ревности откладывается по крайней мере до вечера, и с виноватой улыбкой отрицательно помотал головой.

—Это была она, его дочь! — шепотом возопила Мамалена и для убедительности широко распахнула свои довольно серые глаза. — А если он писал ей с острова об этом рудопроявлении? И она все знает?

—Что знает? Ты же сама говорила, что если я первый увидел, то, значит, я и… — захлопал глазами пожилой ребенок, не зная, что еще сказать.

Мамалена со стоном изрекла:

—Чтобы ее и близко здесь не было! Ты понял, Иван Савельевич? И заправь, пожалуйста, рубашку в брюки. Ты все же теперь начальник Заполярной экспедиции.

49