Свобода

Иван Савельевич сидел в своем отдельном кабинете заведующего сектором и, по-барски развалившись в кресле, принимал тех, кто желал трудиться во вновь образованной (согласно приказу министерства) Заполярной геологоразведочной экспедиции.

Первыми пришли проситься в новую экспедицию старые буровики. Пришли всей бригадой, опасаясь, что, если не попадут на остров этой весной, не дотянут и до осени — погибнут от повального пьянства. Потом заявились всем составом геофизики — те самые, не один год работавшие на острове и привозившие оттуда домой стокилограммовые баулы с мамонтовой костью да малосольным океанским омулем, любившие свой остров, как первую женщину, и потому готовые даже уволиться из своего (под управлением Юрия Юрьевича) института, чтобы только поступить на службу к Ивану Савельевичу в Заполярную экспедицию.Пришел (да что там пришел — прибежал!) хлебопек Пантюха, уже ласкавший вечерами, словно бабу, приклад своей двустволки: руки его давно чесались на всякую летающую да водоплавающую дичь. Вслед за ним — с желтым кашне на шее и перстнем с черным камнем на мизинце — пожаловал повар Сашка. Он больше не считал себя только поваром, хотя и пришел к Ивану Савельевичу устраиваться на поварскую должность. Сашка считал себя состоявшимся поэтом, поскольку главу из его поэмы «Муки любви» прочла-таки в полуночном эфире изрядно выпившая в ту ночь хамоватая радиоведущая. Прочла ради прикола, для того чтобы со всеми полуночниками от души посмеяться над несчастным графоманом, но ее ранящий насмерть поэтову душу смех в эфире выключил сердобольный звукорежиссер, и Сашка, карауливший ночами эту радиостанцию, понял, что наконец прославился.

Конечно же, не обошлось и без Хмурого Утра. Черкес передал его заявление Ивану Савельевичу, предупредив, что Хмурое Утро должен лететь на остров только спецрейсом, поскольку он — человек без паспорта. И не стоит Ивану Савельевичу и Мамелене чинить этому препятствия, поскольку Хмурое Утро все равно рано или поздно окажется на острове, ибо там его дом родной. Мамалена не хотела пускать беспаспортного мудреца на остров, чуяла, знает он подоплеку грандиозного открытия, сделанного ее пожилым ребенком, но противиться Черкесу не могла. Становление Заполярной экспедиции во многом зависело именно от Черкеса, от его знания тамошнего местного контингента и геологической фактуры. Скрепя сердце Мамалена дала добро на отправку Хмурого Утра грузовым спецрейсом сначала в Поселок, а оттуда уже на остров, про себя решив там, на острове, загнать человека без паспорта в какой-нибудь медвежий угол, подальше от впечатлительного, трусоватого Ивана Савельевича.

—Если уж вы так боитесь бича, — заявил на прощанье Черкес, — можете отправить его туда в заколоченном ящике. Только дырки не забудьте просверлить в крышке!

Состояние Хмурого Утра в последнее время беспокоило Черкеса. Бородач больше не был его правой рукой во всех делах. Да, вечерами он на совесть убирал вверенный ему этаж институтского корпуса (деньги-то в институте он получал именно за уборку), но все остальное время занимался космическими снимками — искал на острове следы Щербина. Вот и «болотоход» Хмурое Утро так до сих пор и не обнаружил. Да и как его обнаружишь, если снег покрыл весь остров?! Черкес только вздыхал и уже не отговаривал старика от его пустой затеи, уважая в нем это его благородное заблуждение…

Позвонил Черкес и своему механику-водителю Виктору. Предложил ему должность чуть ли не главного механика и начальника экспедиционного авто­парка, но тот неожиданно отказался, заявив, что работает теперь почти по специальности — продает медтехнику и биологические добавки пенсионерам, и это его новое дело растет как на дрожжах.

—Значит, деньги и тебя победили, — мрачно заметил на прощанье Черкес.