Многие аспекты новой экономической теории впоследствии уточнялись другими представителями по сути сформированной Смитом классической экономической школы. Здесь в первую очередь следует отметить знаменитую книгу Давида Рикардо «Начала политической экономии»[254]
, вышедшую в 1817 г., а также книгу «Принципы политической экономии» Джона Стюарта Милля, опубликованную в 1848 г. Эти фундаментальные исследования составили вместе с «Богатством народов» Смита триаду ключевых работ, сформировавших парадигму классической экономической теории в ее британской версии.Давид Рикардо добавил наработкам Смита б'oльшую аналитическую стройность и одним из первых попытался представить рыночные механизмы в качестве непреложных «экономических законов», из которых неизбежно дедуцируются те или иные частные аксиомы. При этом позиция Рикардо применительно к доктрине laissez-faire была куда более догматичной, чем у Адама Смита. Рикардо считал, что все заключенные в здравом уме и по свободной воле контракты должны быть защищены от какого-либо вмешательства со стороны государства. В частности, в отличие от Смита Рикардо категорично отвергал разумность любых попыток государства прямо ограничивать ставки процентов на заемный капитал во имя борьбы с ростовщичеством[255]
.Авторитетная работа «Принципы политической экономии»[256]
Джона Стюарта Милля, выдающегося философа и экономиста, оказывала определяющее влияние на экономическую политику английского правительства вплоть до окончания эпохи laissez-faire в конце XIX в. В этой книге, как, впрочем, и во втором своем бестселлере, эссе «О свободе», Милль выражал гораздо более умеренные взгляды, чем Рикардо.Согласно знаменитой теории Милля свобода личности может быть ограничена ровно в той мере, в какой ее проявления могут затронуть интересы других личностей. Ограничение свободы индивида, совершаемое государством во имя блага самого этого индивида (патернализм), по общему правилу недопустимо. Но в силу того, что любая экономическая сделка, как показал Смит, всегда прямо или косвенно влияет на общее экономическое благосостояние, принципы либерализма не исключают осторожное вмешательство государства в сферу свободы договорных отношений.
Милль старался уточнить и приблизить к реальности те аксиомы, которые Рикардо и некоторые иные классики-догматики выводили в отношении законов экономического развития и нормативных рекомендаций законодателям. Это часто приводило Милля к признанию необходимости государственного вмешательства в сферу свободы договора в целях устранения тех или иных сбоев в работе рыночного механизма. Он пытался найти золотую середину между чрезмерным государственным вмешательством в свободу экономического оборота, свойственным некоторым континентальным странам, и закрепившимся на Альбионе обратным уклоном в сторону куда более последовательного laissez-faire[257]
.Дифференцированный подход Милля к вопросу о государственном вмешательстве в вопросы свободной торговли можно проиллюстрировать на следующих примерах. Так, Милль вслед за Рикардо и Бентамом и вопреки мнению Смита выступил последовательным противником законодательного установления максимума процентной ставки по ссудам. Развивая яркую критику, которую Иеремия Бентам ранее обрушил на законы, направленные против ростовщичества, Милль удивлялся, по какому такому критерию государство, которое не ограничивает участников оборота в праве свободно распоряжаться целыми имениями, вдруг проявляет такой патернализм по отношению к контрактам по привлечению заемных средств; почему человек в здравом уме, который применительно к любым другим сделкам рассматривается способным быть лучшим блюстителем собственных экономических интересов, в случае с привлечением им займа рассматривается государством как заслуживающий особенного покровительства? Милль не видит смысла в подобных ограничениях. Он пишет, что «ни один закон не в силах помешать расточителю разориться». Единственным последствием таких законодательных ограничений является то, что заемщики, которым кредиторы будут не согласны давать займы под законодательно установленный процент, будут вынуждены обращаться к «черному рынку» заемного капитала (к «бесчестным кредиторам») и получать займы под еще более высокий процент, чем они получили бы на легальных рыночных условиях[258]
. Иначе говоря, Милль не видел, каким образом законодательное ограничение процентных ставок может способствовать защите общего блага, и отвергал саму эту идею.