Свобода и Радость (СИ)

В лифте Джокер предпринял ещё одну попытку вырваться, но Уэйн держал его крепко, и, казалось, был абсолютно спокоен. На самом деле Томасу очень хотелось избить сына. Не ударить, как он ударил Артура когда - то, а именно избить, так, чтобы сын плакал и просил у него пощады, так, чтобы стереть эту наглую улыбку с его лица и чтобы эта наколотая какой - то дрянью тварь не смела больше поднимать на него, Уэйна, свои дерзкие злые глаза.

Он этого хочет. Осторожно.

Готэм снова горел. Новости захлёбывались перечислением убытков, смакованием списков потерпевших и красочными кадрами с мест происшествий.

- Пусти! - заорал, наконец, пришедший в себя Джокер. - Не смей тащить меня как…вещь!

Томас вышел на четвёртом этаже, так же молча вытащил из лифта разозлившегося сына, открыл дверь его комнаты, заставил Джокера сесть на кровать, вышел, достал из кармана ключ и спокойно закрыл дверь, повернув ключ на все три оборота.

- Будешь сидеть под замком до тех пор, пока я не решу, что с тобой делать, Джокер. Пока неделю. У тебя будет достаточно времени, чтобы подумать о своём поведении.

Несколько секунд за дверью была ошарашенная тишина, а потом раздался яростный вопль и в дверь ударили ногой с такой силой, что она затряслась.

- Выпусти меня! - дверь затряслась снова, и Уэйн холодно улыбнулся.

- Две недели.

- Я сбегу, и взорву твою чёртову башню, Уэйн!

- Три недели. - Томас аккуратно убрал ключ в карман.

За дверью раздался очередной яростный крик, но сама дверь осталась неподвижной.

Томас Уэйн удовлетворённо кивнул сам себе, и спустился в лифте на первый этаж.

Джокер, услышав шум уезжающего лифта, швырнул в дверь ботинком и с размаху сел на кровать.

Артур улыбался так, что его улыбка была едва ли не шире, чем нарисованная улыбка Джокера.

- Он нас запер, если ты ещё не заметил, кретин. - сердито сказал Джокер.

- Джокер, - тихо сказал Артур, - Я был прав. Он тебя не ударил. Спросил, не ранен ли ты. Назвал тебя сыном. Ты нужен ему так же, как и я.

- Я хотел избавить тебя от ненужных иллюзий, Флек. - Джокер зло усмехнулся. - Чтобы ты не смел больше мешать мне. Тебе нравится жизнь собаки на цепи, а я люблю свободу. Можешь передать папочке, что ты будешь моей собакой. А не его - хотите вы оба этого или нет.

Улыбка Артура погасла.

- Я рисковал ради тебя. Курил так, чтобы и ты накурился досыта. А вместо благодарности я должен слушать сказки про человека, которому мы не нужны?

Джокер вцепился Артуру в волосы, потянул его на себя, и, вонзая ногти до крови в тонкую кожу, прикрыл от удовольствия глаза, слушая его болезненный стон.

- Не сейчас, Радость. Когда мы останемся совсем одни, я быстро выбью из тебя эту восторженную чушь, а пока думай о своём поведении.

Джокер отпустил сразу же съёжившегося Артура и, с нежностью глядя на него, добавил:

- Как сказал папа, времени на это у нас будет более, чем достаточно.

- Альфред, приведи в порядок моего сына. Ты знаешь, что делать.

Альфред молча поклонился.

Со второго этажа спустилась Марта, внимательно посмотрела на обоих мужчин и обратилась к мужу:

- Это и есть тот “сюрприз”, о котором ты мне говорил, Томас?

- Я сейчас всё объясню, дорогая. И тебе, и сыну.

Томас Уэйн попытался взять Марту под руку, но она отстранилась и, презрительно посмотрев на мужа, направилась за ним в комнату Брюса.

========== Часть 17 ==========

Брюс Уэйн высунулся из окна своей комнаты и посмотрел вверх, на зарешеченное окно комнаты своих сводных старших братьев.

У него не было ни братьев, ни сестёр, и вдруг появилось сразу два старших брата. Конечно, оба были очень странными, но мальчику братья нравились гораздо больше, чем ровесники.

Они были яркими личностями, знали удивительные вещи, а главное, они улыбались, и Брюс, ненавидящий фальшивые улыбки и показное радушие, всем сердцем потянулся к пусть не совсем нормальным, но таким искренним чувствам.

Отец долго объяснял ему, кто такой Артур и чем он болен. Но Брюс и сам уже научился отличать Артура от Джокера, знал, как нужно было разговаривать и с тем, и с другим братом, чтобы не вызвать приступ болезненного смеха у одного и вспышки ярости у другого.

Джокер и Артур. Свобода и Радость Томаса Уэйна, как сказал однажды Альфред, и Брюсу не показалось, что он шутил.

Артура мальчику всегда хотелось вытащить на свежий воздух и поиграть с ним в какие - нибудь подвижные игры. Брюса очень удивило, что Артур не умеет играть почти ни в одну игру, кроме “путешествий”. Когда они носились друг за другом по газону и орали всякие глупости, мальчик чувствовал безграничное счастье от того, что ему не нужно было притворяться равнодушным к чужим ошибкам и вежливо улыбаться, не нарушая этикет. Артур сам смеялся над собой едва ли не чаще мальчика и Брюс, наконец, почувствовал себя не маленьким взрослым, а самым обыкновенным ребёнком.

Игра в “путешествия” Брюсу нравилась не меньше, чем другие игры. Он и Артур часто путешествовали пальцами по стенам особняка Уэйнов, и мальчик открыл для себя существование множества интересных миров, прячущихся под дорогими обоями и слоями краски.