Свобода и Радость (СИ)

Пальцы его складывались так, будто между ними должна была находиться горящая сигарета. Не находя её, Джокер сжимал пальцы так, что они белели, а на его ладонях оставались красные полумесяцы от ногтей. Казалось, что и боль он не чувствует, истязая себя равнодушно и даже как - то брезгливо, словно это обычное человеческое тело было виновато в том, что душа из другого мира выбрала его своей временной оболочкой.

Как то раз отважившийся погладить его по спине Брюс сильно испугался, когда Джокер вскочил с перекошенным как от боли лицом, словно младший брат сильно ударил его, а не приласкал. Мальчик с ужасом понял, что Джокер вовсе не равнодушен к боли - он просто не понимает разницу между лаской и ударом.

Этот вывод заставил Брюса проплакать пару ночей, но зато он научился тому, как двигался Джерри Рэндалл. Научился его плавным, спокойным движениям и отточенной осторожности пальцев.

Теперь Брюс мог поймать бабочку в полёте так, что с её крыльев даже не осыпалась бы пыльца, и Джокер невольно стал искать общества своего младшего брата, чьи движения больше не причиняли ему неприятные ощущения.

Весёлого гангстера Брюс вспоминал с грустью, от всей души надеясь, что он на свободе, потому что после ночи похищения отец заставил его рассказать всё, до мельчайших подробностей, и особенно долго расспрашивал именно о Джерри - как оказалось, для того, чтобы после разговора передать полиции точный портрет преступника.

Джокера отец запирал на ключ чаще всего, и Брюс мучился от мысли, что этот так любящий свободу человек вынужден сидеть в огромной, с высокими потолками, но всё же тесной для него комнате, и смотреть в окно на огни Готэма - на то, что было его

Империей, неосознанно растирая болевшие от постоянных успокаивающих инъекций сгибы локтей.

Брюс даже заступился за Джокера перед отцом, попросив его дать брату больше свободы хотя бы в пределах особняка. Отец отчитал его за то, что мальчик лез в дела, смысла которых он ещё не понимал.

Джокер, узнав об этом, погладил Брюса по щеке, едва касаясь его кожи кончиками пальцев, и улыбнулся.

- Аркхэм любого размера для меня будет тесен, Бэтмен, - сказал Джокер. - Не переживай за размер моей клетки.

Смысл этих слов Брюс понял не сразу.

Мальчик ждал долго, гадая, кто же напишет ему - Артур или Джокер.

Наконец послышался звук открываемого окна, сквозь прутья решётки высунулась рука, держащая свёрнутый белый квадратик как сигарету, и записка полетела вниз. Брюс перехватил её в воздухе, радуясь такой удаче - обычно ему приходилось сбегать вниз, доставать записку, прячась от слуг и Альфреда, и так же быстро возвращаться.

Джокер никогда не облегчал ему задачу, швыряя записки, не глядя.

Артур спускал те же записки на нитке, и Брюс понимал, что они все не попались только потому, что хотя бы два человека из их троицы соблюдали осторожность. Впрочем, мальчик считал, что Альфред знает про записки, только молчит, и эта мысль заставляла его чувствовать себя виноватым.

Куда потом прятали его записки Артур и Джокер, мальчик не знал. Сам он прятал ответы братьев в “домике - на - дереве”, понимая, что держать их дома это дополнительный риск.

“Не грусти без нас, Мышиный Король.”

Не грусти?

Отец недавно предупредил Брюса, что Артура ждёт операция - сложная и долгая, после которой он должен был навсегда распрощаться со своей сильной головной болью.

Мальчик передал слова отца Джокеру, и испугался его реакции. Джокер расхохотался - зло и дико, и смеялся до тех пор, пока его смех не перешёл во всхлип.

- Конечно распрощается, - сказал он Брюсу. - Ведь это я его сильная головная боль.

Брюс не понял, что Джокер хотел сказать этими словами, а Джокер больше не поднимал эту тему в разговорах.

И вот теперь эта странная записка. Брюс решил, что Джокер намекает на то, что он долго не увидится со своими старшими братьями после их операции и немного успокоился. Но в его душе остался червячок сомнения и мальчик как никогда пожалел о том, что он ещё мал и неопытен для того, чтобы понимать мир взрослых.

“Завтра мы идём смотреть Зорро”. - написал мальчик в ответ. - “Пожалуйста, попроси папу взять тебя с нами. Это очень интересный фильм.”

Мальчик очень хотел пойти на “Зорро” всей семьёй, с братьями и родителями, надеясь на окончательное примирение отца и мамы.

Последнее время мама почти не разговаривала с отцом, с преувеличенным вниманием интересуясь жизнью Артура и Джокера. Брюс не подсматривал за родителями, но невольно отмечал мелочи, которые его расстраивали - например, как мама отстранялась, когда папа брал её под руку, или как её глаза темнели от неприязни, когда он пытался ласково поговорить с ней.

То, что она согласилась пойти на фильм вместе с ним и отцом вселило в мальчика надежду, что после сеанса родители помирятся.