Свобода и Радость (СИ)

Зелёные волосы Артура щекотали его шею, его губы пахли болезненной сладостью, и Томас вспомнил светлые и вьющиеся локоны Пенни, её томное, нежное лицо, полуприкрытые блестящие глаза и сладкий запах вина, которым он опоил её в тот вечер, наполняя и наполняя её пустеющий бокал.

Много ли нужно девушке, чтобы опьянеть?

Она была такой желанной и покорной, такой по - детски доверчивой в его объятиях. И в постели она доверилась ему, веря в то, что сказки про Золушек сбываются, что прекрасный принц Томас Уэйн заберёт её в свой волшебный замок и они будут счастливы, вместе и навсегда.

Наивная секретарша, ещё не испорченная большим городом девушка из забытого Богом маленького городишки, медленно и с достоинством умирающего вдали от цивилизации.

- Я беременна, Томми - сказала она ему, заливаясь румянцем, - ты рад?

Рад?! Отец чуть не убил его за эту связь. Пенни была лишней на их празднике жизни. Томаса ждала карьера, пост директора в корпорации отца и красивая девушка голубой крови, предназначенная отцом ему в жёны, умная и прекрасная. Истинная леди. Он уже начал ухаживать за Мартой, она благосклонно принимала его ухаживания, будущее казалось светлым и таким…правильным.

Он не мог смотреть, как гаснет её улыбка, как уголки губ Пенни опускаются вниз - первый удар по её наивной вере в него и в их общее счастье.

Кажется, он пытался ей что - то объяснить, давал ей деньги, уговаривал, умолял. Томас уже не помнил, что он ей говорил. В памяти остался только дрожащий розовый полумесяц её губ, и широко распахнутые глаза. Глаза ребёнка, которого незаслуженно обидели, причинили боль.

- Перестань, - сказал его отец. - Не будь наивным. Не факт, что это будет твой ребёнок. Обычная история, Томас. Эти девушки знают, что делают, ложась в постель с богатыми мужчинами. Ваша связь зашла слишком далеко, но всё ещё можно исправить. Доверься мне, и она тебя больше никогда не потревожит. Доверься мне, сын.

- Сэр? - Альфред поднял упавший плед и положил руку на плечо хозяина - Всё в порядке, мистер Уэйн?

Мистер Уэйн, бледный, с выступившими на лбу каплями пота, посмотрел на дворецкого глазами предельно уставшего человека, заглянувшего в глубины Ада.

- Фамильные призраки, Альфред. - Томас странно улыбнулся, и Альфред невольно подумал, что это была не улыбка его хозяина, а улыбка Джокера, злая и безжалостная. - Мой грех не забыт.

Вот он, грех - положил голову на его плечо и улыбается в своём страшном сне, - напичканный наркотиками и болеутоляющими препаратами сын Пенни, обезумевшей и опустившейся любовницы богатенького негодяя, играющего с человеческими судьбами, как с мячиками для гольфа.

Уэйн стремительно поднялся по лестницам на четвёртый этаж, внёс Артура в его (и Джокера, не забывай об этом) комнату и положил на кровать, мучаясь чувством дежа вю.

Вот сейчас его сын, как Пенни когда - то, откроет глаза и протянет к нему руки, ожидая объятий…

Но Артур остался лежать в той же позе, в какой Уэйн положил его, - совершенно безучастный ко всему, как кукла. На его лице теперь не было даже улыбки, и Уэйн подумал, что профессор и правда знал своё дело. Всё сработало как надо, и теперь у него и Альфреда было несколько свободных часов до того момента, как Артур очнётся.

- Альфред, как ты считаешь, нужно его… - Уэйн запнулся, подыскивая более мягкое слово, - привязать?

Альфред считал, что нужно избавиться от сумасшедшего сына хозяина сейчас, когда он находится в счастливом нигде . Он мог бы сделать это, и Артур (а так же Джокер) отправился бы на небеса к своей матери.

- Думаю, это будет не лучшим началом вашего…второго знакомства, сэр, - дипломатично ответил дворецкий. - Незнакомая обстановка и так его напугает. Доверьтесь мне, я решу проблему, если она возникнет.

Решу проблему. Доверьтесь мне.

Прошлое торжествующе возвращалось. Но не сам ли он впустил это прошлое в свой дом? Внёс его в свою жизнь собственными руками?

Пей свою чашу до дна, - подумал Томас Уэйн. - Пей, а когда она начнёт пустеть, тебе нальют ещё. Как ты когда - то наливал и наливал глупенькой наивной секретарше, которой сломал жизнь.

- Постарайся обойтись без насилия, Альфред. - твёрдо сказал Томас. - Это мой сын, и он болен. Никакого насилия - только если иначе будет нельзя.

Никакого насилия? Альфред приподнял бровь, раздумывая о нормальности хозяина, но только вежливо поклонился ему и вышел, унося оба пледа.

Мой сын.

Кого ты называешь сыном, подумал Уэйн, - Артура, который смущался заговорить с тобой в туалете элитного кинотеатра, или убийцу, танцующего на машине среди толпы подонков, разносивших Готэм?

Они оба - мой сын. И Артур, и Джокер.

Томас выключил свет, и тут же включил его снова. Артур должен спать ещё много часов, но вдруг действие препаратов закончится раньше, и он очнётся в темноте?

Один, в незнакомом месте. В запертой комнате.

Интересно, в палатах госпиталя всегда горит свет, даже ночью, или это была любезность со стороны профессора по отношению к своему пациенту, оказавшемуся сыном почти мэра Готэма? Наверное, всегда, - должны же санитары видеть, что творится с их подопечными.