Читаем Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости полностью

В Пекине, при всех внешних претензиях на космополитизм, политические дискуссии ведутся более осмотрительно. Это совсем не удивительно, поскольку Пекин — это центр власти, и многие из тех, с кем я общаюсь, вынашивают амбиции, которым избыточно критический подход может повредить. Я сижу в кафе «Цзыгуан» у восточных ворот Университета Цинхуа в компании полудюжины студентов и студенток. Одна из них, преподаватель литературы и переводчик из Центральной партшколы КПК, принесла на встречу ноутбук, и это меня слегка нервирует. Записывает ли она нашу беседу в блог (это о'кей)? Или фиксирует ее для использования в официальных источниках (в этом случае вряд ли можно рассчитывать на открытый разговор)? Когда речь идет об экономике, дискуссия носит вполне откровенный характер. Студенты рассказывают о друзьях, которые потеряли деньги на Шанхайской фондовой бирже (рынок к этому моменту «просел» на две трети). Один из присутствующих рассказывает о своем друге, который несколько лет назад продал дом, чтобы инвестировать в акции. Для некоторых эти инвестиции были сознательной спекулятивной игрой, для других — страховым фондом, которого они сейчас лишились.

В течение многих лет Запад с беспокойством наблюдал за успехами Китая на мировой арене. К середине нынешнего десятилетия китайские деньги через фонды национального благосостояния дошли до самых дальних уголков Америки — в том числе и туда, куда не доходили деньги федерального правительства. К 2007 году Китай аккумулировал для инвестирования ошеломительную сумму в 1,2 триллиона долларов в иностранной валюте. Большая часть этих средств была вложена в казначейские бумаги или гособлигации США. Частично эти вложения производились совместно с сингапурскими фондами — благодаря упрочению связей между правительствами двух стран. Только в 2006–2007 годах доля китайских вложений в американские корпорации выросла в 16 раз. По мнению некоторых американских политиков, усиление Китая настолько же опасно, насколько было опасно усиление Японии в 70–х и 8о–х годах. Блокировались определенные сделки, воздвигались тарифные барьеры. В 2005 году Конгресс позаботился о том, чтобы воспрепятствовать планируемому поглощению энергетического гиганта «Унокал» Китайской национальной оффшорной нефтяной корпорацией. Из-за опасений Пентагона, что Пекин может получить доступ к передовым военным технологиям, была заблокирована недавняя попытка приобретения телекоммуникационной компании «Три–ком» (3–Com).

Поначалу к вторжению на рынки западных стран в Китае отнеслись с энтузиазмом. Но когда дела пошли плохо, последовала отрицательная реакция. В мае 2007 года Китай инвестировал 3 миллиарда долларов в нью–йоркскую частную инвестиционную компанию «Блэкстон». Весьма символичным выглядел тот факт, что коммунистическое государство приобретает долю в капитале одной из восходящих звезд Уолл–стрита, ожидая более умелого управления своими инвестициями. Однако в течение нескольких недель акции резко упали. Блогеры начали критическую кампанию, и власти не сделали ничего, чтобы ее остановить, демонстрируя определенную терпимость к открытой дискуссии в патриотическом ключе. «Золотовалютные резервы заработаны потом и кровью китайского народа, пожалуйста, инвестируйте их поаккуратнее», — призывал один из комментаторов на популярном сайте sina.com. В общем, дебаты в СМИ на экономические темы были относительно открытыми.

Когда мы перешли к политике, моя университетская группа начала осторожничать. Молодой человек, только что вернувшийся после года, проведенного в Корнелле, настаивает, что Китай может продолжать «сочетать коллективистскую общественную и экономическую модель с высокой степенью консюмеризма» (вариация общепризнанной идеи «ленинизм плюс рыночная экономика»). Я говорю им, что как раз просматривал полки в соседнем книжном магазине, где обнаружил книги Милтона Фридмана рядом с трудами Мао. Им это не кажется удивительным. Поэтому я спрашиваю, видят ли они какую-нибудь связь между материальными благами и требованием большей свободы. Одна из них отвечает: «Несомненно. Достаток ведет к потребности в большей персональной автономии», — и быстро добавляет, что этот тезис может и должен быть согласован в ходе внутрипартийных дискуссий в КПК.

Студенты признают, что обмениваются друг с другом информацией о технических хитростях, позволяющих обходить новейшие системы ограничения доступа в интернет. Тем не менее они настаивают, что определенные меры контроля следует сохранить ради социальной стабильности, добавляя, что главной целью ослабления цензуры должна быть большая эффективность и честность: «Нам нужна прозрачность в передаче информации, чтобы улучшить систему отчетности, увеличить эффективность борьбы с коррупцией и выявления ошибочных решений». В пользу этого аргумента они приводят поговорки: «Как пациент может вылечить себя сам?» и «Как лошадь может быстро бежать, если только она и участвует в гонках?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чем женщина отличается от человека
Чем женщина отличается от человека

Я – враг народа.Не всего, правда, а примерно половины. Точнее, 53-х процентов – столько в народе женщин.О том, что я враг женского народа, я узнал совершенно случайно – наткнулся в интернете на статью одной возмущенной феминистки. Эта дама (кандидат филологических наук, между прочим) написала большой трактат об ужасном вербальном угнетении нами, проклятыми мужчинами, их – нежных, хрупких теток. Мы угнетаем их, помимо всего прочего, еще и посредством средств массовой информации…«Никонов говорит с женщинами языком вражды. Разжигает… Является типичным примером… Обзывается… Надсмехается… Демонизирует женщин… Обвиняет феминизм в том, что тот "покушается на почти подсознательную протипическую систему ценностей…"»Да, вот такой я страшный! Вот такой я ужасный враг феминизма на Земле!

Александр Петрович Никонов

Публицистика / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное