Свобода на продажу

В конечном счете произошедшее с американскими избирателями связано не с тем, что администрация была недобросовестной или лицемерной, а с тем, что она оказалась некомпетентной, и это было очевидно. Американцы, даже если они и не могли видеть пластиковых похоронных мешков, начали читать о том, что растет число погибших военнослужащих. И начали спрашивать себя: чего удалось достичь ценой этих жертв? Иракская и афганская авантюры не заставили их чувствовать себя в большей безопасности. Они наблюдали за тем, как Буш распределял посты, оказывал протекцию и давал налоговые льготы своим друзьям. Этот клановый капитализм, при котором прибыли от военных эскапад получали крупнейшие корпорации, например нефтяной гигант «Холлибертон», показал себя коррупционным и неэффективным. Когда во время природных катастроф, таких как ураган Катрина в Новом Орлеане, самое могущественное государство в мире не пришло на помощь простым американцам, эти последние испытали растерянность и гнев.

Когда же обстоятельства изменились в связи с тем, что администрация Буша больше не могла столь же эффективно проводить политику подавления, в американском обществе на смену бездействию пришло необычное оживление. Одно дело — протестовать против использования пыток и скупости банкиров в 2008 году, и совсем другое — лезть на рожон в 2001. Сравните сдержанную реакцию правительства на скандал с Кеннетом Лэем и прочими руководителями корпорации «Энрон» в начале правления Буша с яростью, направленной на Бернарда Мэдоффа за его мошенническую «схему Понци».

Пока Буш был у власти, значительная часть политической элиты Америки — как демократы, так и республиканцы — не пыталась разобраться в причинах постоянно растущей неприязни в мире к своей стране. Если же она и задавалась этим вопросом, то объясняла все только антиамериканизмом. И республиканцам, и демократам не удалось понять, в какой степени огрехи их собственной системы (от недостаточной избирательной активности и участия граждан в политической жизни до коррупции и стандартизации глобальной связи; а в последнее время — и это очень важно — сюда добавился еще и экономический кризис, спровоцированный США) увеличили привлекательность альтернативных предложений по всему миру.

Те же самые вопросы, касающиеся управления экономикой и международных институтов, корыстолюбия и глобализации, — вопросы, которые после 11 сентября были объявлены непатриотическими и опасными, — после наступления кризиса внезапно стали не просто уместными, но и жизненно важными. Важное соглашение, обеспечивавшее связь неолиберальных свободных рынков и западной демократии, которую творцы американской политики последовательно поддерживали и пропагандировали, нарушалось в стране и за рубежом. Даже Алан Гринспен, верховный жрец дерегулирования, бывший глава Федеральной резервной системы, признался в обращении к Конгрессу: «Чтобы существовать, вам нужна идеология. Вопрос в том, правильная она или нет. И вот что я вам скажу: да, я обнаружил слабое место. Я не знаю, насколько это существенно или непоправимо, но я был очень огорчен данным фактом».

Справедливо ли то озлобление, которое сопровождало уход Буша, или его режим просто не отразил основную ценность, существовавшую в тот момент — примат обогащения над всем остальным? Пакт, заключенный в Америке после 11 сентября, был принят сторонами добровольно и в течение нескольких лет пользовался большой популярностью.

Накануне инаугурации Обамы неправительственная организация «Фридом хаус», которая исследует состояние демократии в разных странах мира, опубликовала доклад о свободе в Америке. Его авторы выразили

серьезную обеспокоенность попытками расширить прерогативы исполнительной власти без обычного рассмотрения их Конгрессом и судебными инстанциями, экстрадициями без соблюдения законных процедур, ненадлежащим обращением с заключенными в тюрьмах США и прослушиванием без санкции суда в нарушение американского законодательства.