Свобода совести

Не поднимаясь, как видим, выше проповеди достаточно ограниченной терпимости, Монтескье в то же время одним из первых провел подробное разграничение между преступлениями против религии, караемыми уголовными наказаниями, и преступлениями, заслуживающими наказаний исключительно церковных. К числу правонарушений первого рода он отнёс только те, которые связаны с нарушениями отправления культа, например публичное святотатство, нарушающее спокойствие или безопасность граждан. В чисто религиозную сферу государство вмешиваться не должно, а церковь, если захочет, может предпринять свои меры. «В преступлениях против божества, там, где нет публичного действия, нет и материала для преступления: всё происходит между человеком и богом, который знает время и меру своего отмщения», — утверждал Монтескье. Все-таки допуская преследование волшебства и ереси, он призывал к особой осмотрительности, высказывая опасение, что эти меры могут повредить свободе и привести к установлению тирании.

Можно констатировать, что ни в «Духе законов», ни в других произведениях мыслителя не проводится, как и у Вольтера, мысль о необходимости отделения церкви от государства, нет и внятного формулирования права на свободу совести. Вместе с тем у Монтескье наряду с апологией терпимости, обычной для просветительской философии, наличествует и нетипичное для неё (достаточно вспомнить Вольтера и Рейналя) ясное ограничение всевластия государства в религиозной сфере, констатация взаимосвязи между политической и религиозной свободой.

Особняком в истории развития идеи свободы совести стоит фигура Ж.-Ж. Руссо (1712-1778). Если другие мыслители эпохи Просвещения находили аргументы в пользу целесообразности (естественности) существования в государстве различных религий, то Руссо, с одной стороны, выступал в качестве активного противника религиозной нетерпимости, но с другой — фактически возвращался к формуле «чья власть, того и вера».

Руссо отвергал существовавшее отождествление понятия о суверенитете с правами единоличного государя, считая, что основанием государства должен быть «общественный договор», при котором «каждый из нас передаёт в общее достояние и ставит под высшее руководство общей воли свою личность и все свои силы, и в резуль-

112

тте для нас всех вместе каждый член превращается в нераздельную часть целого». Не исключал мыслитель и возможности применения, но имя «общественной пользы», силовых методов, вплоть до установления диктатуры.

Естественно, и в религиозной сфере Руссо допускал принуждение. Идея светского государства не рассматривалась им в качестве перспективной. На последних страницах своего самого известного трактата «Об общественном договоре» (1762) он предпринял попытку разрешения противоречия, казавшегося ему очевидным: «не было создано ни одно государство без того, чтобы религия не служила ему основою», но в то же время «христианский закон в сущности более вреден, чем полезен, для прочного государственного устройства».

«Всё, что нарушает единство общества, никуда не годится», — утверждал философ, категорически не принимая все существовавшие формы церковно-государственных отношений, включая английскую и российскую модели, при которых у церкви, по его мнению, всё равно остаётся чрезмерная самостоятельность. Если Монтескье рассматривал различные варианты извлечения государством пользы для себя из реально существующих религий, то Руссо категорически отвергал подобную возможность для государства, основанного на «общественном договоре». Речь шла не только об историческом христианстве. Руссо отрицал такую перспективу и для «христианства Евангелия» — религии «святой, возвышенной и истинной», которая, однако, «не только не привязывает души граждан к государству», но и «отрывает их от него, как и от всего земного».

Решение проблемы, полагал Руссо, заключалось бы во введении сувереном гражданской религии, догматы которой устанавливаются как «правила общежития, без которых невозможно быть ни добрым гражданином, ни верным подданным». Положительные догматы гражданской религии Руссо формулировал так: «существование Божества могущественного, разумного, благодетельного, предусмотрительного и заботливого; загробная жизнь, счастье праведных, наказание злых, святость общественного договора и законов». Отрицательный догмат философ назвал только один — нетерпимость. Поэтому мыслитель предлагал «терпеть все религии, которые и сами терпимы к другим, если только их догматы ни в чем не противоречат долгу гражданина». Тех же, кто утверждает, что «вне церкви нет спасения», кто не верит в догматы гражданской религии, следует изгонять за пределы страны. Наконец, тех, кто признал публично догматы гражданской религии, но затем стал их игнорировать, необходимо карать смертью.

113