ковь не отвергает ничего из того, что в них «истинно и свято». Конкретизируя данный тезис, декларация обращает внимание на аскетизм и медитацию, характерные для индуизма, на буддийское учение об освобождении, и особенно — на единобожие мусульман и почитание ими Христа в качестве пророка.
Специальный раздел данной декларации посвящен иудаизму. Отмечая, что христианство уходит своими корнями в ветхозаветный иудаизм, церковь особо подчеркнула, что хотя иудейские власти и многие их приверженцы требовали смерти Христа, «однако, то, что было сделано во время страстей Его, не может быть вменено ни всем без различия иудеям, жившим в то время, ни иудеям нашего времени», которые «не должны быть представлены ни отверженными Богом, ни проклятыми, как будто бы это вытекало из Священного Писания». Таким образом, если раньше официальные церковные документы лишь порицали «кровавый навет», то теперь пересмотру подверглось традиционное представление об иудеях как «проклятом народе». Выразив сожаление обо «всех проявлениях антисемитизма», католическая церковь в последних строках декларации осудила «все гонения на каких бы то ни было людей» и «как противную духу Христову» — всякую дискриминацию по причине расы, цвета кожи, класса или религии.
Вторым, наряду со смягчением традиционного эксклюзивизма, важнейшим позитивным моментом в деятельности II Ватиканского собора было достаточно ясное формулирование заявления о приверженности католической церкви принципу свободы совести, включая право не исповедовать никакой религии, сохраняя при этом весь объем гражданских прав. Об этом в итоговом документе собора —пастырской конституции «Радость и надежда» (О церкви в современном мире), принятой в 1965 г., говорится так: «Церковь глубоко скорбит о дискриминации между верующими и неверующими, которую несправедливо вводят некоторые гражданские власти, не признавая основных прав человеческой личности». II Ватиканский собор принял «Декларацию о религиозной свободе» (1965), в которой католическая церковь сформулировала свою позицию по данному вопросу наиболее детально.
Ранее под «религиозной свободой» Ватикан подразумевал прежде всего право на свободу католической церкви в организации своей внутренней жизни в пределах того или иного государства. Об этом в декларации вновь говорилось в весьма решительном тоне: «религиозным общинам принадлежит ... право не встречать препятствий со стороны гражданской власти ... при избрании, подготовке, назначении и перемещении их служителей, при сношениях с религиоз
168
ными властями и общинами, находящимися в иных частях света... ». Но показательно, что речь здесь ведётся уже обо всех, а не только о католических религиозных общинах. Церковь говорила теперь не только о свободе для себя, но и для других.
Декларация отмечает: «право на религиозную свободу зиждется в самом достоинстве человеческой личности», а сама свобода «состоит в том, что все люди должны быть свободны от принуждения со стороны как отдельных лиц, так и общественных группировок, либо какой бы то ни было человеческой власти, таким образом, чтобы никто не принуждался действовать против своей совести или не лишался возможности действовать, в справедливых границах, по своей совести, как в частной так и в общественной жизни, сам или в сообществе с другими». Следующая далее констатация необходимости соблюдения юридического равенства граждан вне зависимости от их отношения к религии, недопустимости навязывания или отвержения исповедания той или иной религии означает принципиальный отказ как от многовековой практики принуждения в вере, так и от стремления законодательным образом закрепить особое положение католической церкви и её приверженцев. В данной связи представляется крайне важной следующая формулировка пастырской конституции «Радость и надежда»: церковь «не возлагает своей надежды на привилегии, предоставляемые гражданской властью; более того, она откажется от пользования некоторыми законно полученными правами, если пользование ими может поставить под сомнение искренность её свидетельства...».
Итак, II Ватиканский собор констатировал переход католической церкви на позиции религиозной толерантности, её отказ от идеи о конфессиональном основании государства, от стремления к утверждению особых прав и привилегий. Собор ясно высказался за обеспечение равных прав верующих и неверующих на основе принципа религиозной свободы, фактически означающей свободу совести.