Свобода уйти, свобода остаться

Заглянувший в кабинет Олли тревожно нахмурил рыжие брови.

— Да. Почему спрашиваешь?

— Ты какой-то подозрительно тихий… Перепил вчера?

Перепил? Ни в коем разе. Руала так меня вымотала, что сил на пьянку не осталось. Впрочем, Джерон не настаивал, похоже, и ему самому хотелось сохранить память о последних часах в Антрее, а не утопить сознание в вине. Но мы почти не разговаривали. Сидели, медленно цедили крепкое вино, слушали бродячего музыканта из тех, которых Савек время от времени приглашает для увеселения посетителей трактира. Думали каждый о своём, что называется. А сегодня спозаранку попрощались в Речном порту. И моё подношение оказалось кстати. По крайней мере, Джерон был искренне рад, чего совершенно не скрывал. После проводов возвращаться домой не хотелось, и я направился в приют, чтобы в его тишине и покое расставить все знания на предписанные им полочки.

— Всё хорошо, Олли.

— Ну, как скажешь…

Кажется, он не поверил, но всё же ушёл. Пусть, я не намерен что-либо объяснять.

Семейные архивы требуют внесения поправок и дополнений. Существенных.

Начать с того, что у меня, оказывается, есть шанс встретиться с роднёй, и ещё какой! Хватило и одной представительницы женской линии рода Ра-Гро, чтобы доставить хлопот, едва не закончившихся моей преждевременной кончиной. Если же Карисса и её потомство были плодовиты, страшно представить, сколько ещё девиц, умеющих заговаривать воду, бродит под лунами… Всё же несправедливо: женщины моего рода могут пользоваться своим врождённым даром в любом месте Четырёх Шемов, а мне нельзя покидать долину Лавуолы, потому что вне её становлюсь бесполезным. С чем связано такое странное разделение? Ну да, женщины вообще чувствительны к движению лун по небу и, возможно, столь же чувствительны и к «слезам» этих самых лун, растворённым в воде. Стоит ли огорчаться из-за того, что я равнодушен к чарам трёх ночных сестричек? А может, нужно радоваться? Если припомнить, сколько неприятностей доставляют женскому роду ежемесячные полнолуния, пожалуй, стоит вознести богам искреннюю хвалу за то, что я, в силу происхождения, избежал подобной участи.

Сестра, да ещё близнец… Как уверяют учёные мужи, связь сознаний у зачатых и родившихся в один час есть нечто удивительное и загадочное, не подчиняющееся никаким правилам. А мои предки ещё и любили друг друга… Могу представить себе их чувства.

Рэйден наверняка до конца жизни не избавился от ощущения вины перед возлюбленной, оставленной и почти забытой. Ну уж в том, что оставил безумицу в живых, он совершенно точно был виноват! Хоть и не мог поступить иначе. Я бы сам на его месте не поднял руки на сестру и любимую. Как он сказал? «Сначала нужно убить любовь в себе самом». Верно. Уничтожить часть своего сердца собственными руками. А от выколотого куска непременно пойдут трещины… И рано или поздно оно разлетится вдребезги. А Стражу нужно было жить. Любой ценой. И жить лучше с болью внутри себя: пока чувствуешь её, понимаешь, что жив. А вот как только в душе воцарится неколебимый покой, можно считать, умер.

Карисса… Обманутая и покинутая, как она себя полагала. Поверившая молодому повесе и разочаровавшаяся в любви. Наверное, она даже хотела умереть от его руки, как прежде умерло по его вине сердце. Она умоляла нанести последний удар, не словами, но каждым взглядом — воспоминания об этом остались в моём сознании. И когда он отказался исполнить последнюю из просьб, неудивительно, что женщину захлестнула ярость.

Я понимаю их обоих. И чем дольше думаю о причудливом сплетении судеб, тем меньше нахожу поводов кого-то из них в чём-то обвинять. Они жили так, как умели, и никто не смог научить их жить иначе. Стоит ли сожалеть? То, что уже случилось, непоправимо, а то, что случится, неизвестно. Я узнал эту простую истину благодаря странному человеку, чья жизнь три дня шла с моей попутным курсом. А сейчас он ушёл. Исчез из виду, и всё снова стало таким, как я привык видеть. Всё снова стало правильным. Только во мне что-то изменилось, неуловимо, но всё же чувствительно. Словами описать не возьмусь, но поклянусь чем угодно: стал другим. Словно в коридоре, по которому иду, открылась новая дверь, и я шагнул через её порог. К счастью? Вслед за горем? Кто знает. Но одно очевидно: мне больше не удастся оставаться беспечным, потому что пренебрежение обязанностями чревато слишком большими неприятностями и проще вовремя и тщательно исполнять свой долг, чем исправлять совершённые ошибки.