Только представьте себе, как неприятно на самом пике удовольствия проваливаться в омут чужих «памятных зарисовок»… Помню, когда это произошло со мной в первый раз, я очень долго не мог вернуться обратно и сообразить, какие из ощущений принадлежат мне, а какие следует побыстрее выбросить из головы раз и навсегда. Не говоря уже о ненужной степени подробности и красочности этих самых ощущений! Достаточно сказать одно: кому было бы приятно прикасаться к женщине, ощущая каждым волоском на теле, как она стонала под другим, нет, даже — под другими? И как она лгала каждому из них, что его ласки — самые жаркие и восхитительные. И как потом, сползая с влажных от пота простыней, устало наливала из кувшина воду, чтобы смыть память о липких объятиях ненавистного любовника… То непродолжительное время, пока я пытался найти способ справиться с означенной проблемой, меня мучил непреходящий страх: встретиться с одной и той же женщиной ещё раз и увидеть себя её глазами. Он и сейчас меня мучает. Поэтому любовница у меня одна. Из тех, кому просто не принято отказывать. Но, поскольку наши отношения существуют только для меня и неё, окружающие в большинстве своём считают, что я женщинами не интересуюсь. Что непременно вызывает шутки определённого рода у особ, не отягощённых умом. Можно подумать, близость с мужчиной в этом смысле будет для меня чем-то существенно отличаться от близости с женщиной! Каазры безрогие. Тьфу, не хочу об этом даже задумываться.
К тому же я вовремя не оценил всей прелести сложившейся ситуации и не подыграл особо упорствующим в заблуждениях, а результат моей оплошности стал воистину плачевным: придворные дамы решили, что мою заблудшую душу ещё можно спасти, и наперебой ринулись… Спасать. Поначалу это доставляло мне извращённое удовольствие, но спустя несколько лет ничего, кроме усталого снисхождения, не вызывало. Однако дамы не теряли надежды вернуть меня «на путь праведности»…
— И всё же, касательно отчёта, — напомнил я, отсмеявшись.
— А что с ним? — расширил глаза Олден.
— Его нет.
— Да что ты говоришь!
— У меня есть вопрос. Серьёзный. Ты в состоянии меня выслушать?
Короткий покорный выдох:
— Говори.
— Ты можешь установить факт творения заклинаний?
— В общем случае да.
— А в частном?
— Ну… — Олли задумался. — Это не моя стезя. Я никогда не собирался быть «ищейкой», да и не имею к этому таланта.
— То есть ты не сможешь мне сказать, совершалась ли волшба в стенах этого дома?
— Почему же, смогу. Наверное.
— Мне нужен точный ответ.
Карие глаза мага застыли, словно лужицы, схваченные морозцем, как и всякий раз, когда он встревожен.
— Что случилось?
— Пожар.
— Это я знаю. Что ещё?
— Этого достаточно, не находишь?
Олден выпрямился, отрывая спину от кресла.
— Рэйден, скажи прямо: что тебе нужно?
— Ты проводил «вытяжку», помнишь?
— Ну да.
— Ты сейчас чувствуешь её остаточные следы?
Четверть минуты оцепенения заканчиваются утвердительным кивком.
— Хорошо чувствуешь?
— Вполне. Ты же знаешь, неистраченная влага ещё какое-то время висит в воздухе и…
— Знаю. Тогда напомни мне другое: если до тебя «вытяжку» производил кто-то ещё, влага, не израсходованная им, приняла бы участие в твоих опытах?
Олден дёрнул подбородком, прикидывая варианты.
— Нет.
— Уверен?
— Могу поклясться.
— Значит, она сохранилась бы в связанном состоянии?
— Разумеется.
— А теперь скажи, друг мой Олли: ведь у всех магов разный почерк, верно?
— К чему ты клонишь?
— Слёзно тебя прошу: напряги свои извилины или что ещё у тебя имеется, и скажи мне, чувствуешь ли ты в воздушных потоках связанную
На сей раз рыжику понадобилось чуть больше времени, потому что нужно было отсеять ошмётки собственных заклинаний от чужих, но когда процесс завершился, Олден испуганно побледнел.
— Как понимаю, результат подтвердил мои опасения?
— Откуда ты узнал? Неужели…
— Нет, вынюхать я это не мог. Но иногда хватает и простого сложения фактов, чтобы узнать истину. Был совершён поджог.
— Но зачем?
— Мне тоже было бы интересно знать причину. Тем более что место было выбрано странное: ничего ценного в Старом флигеле не имелось. Кроме…
Маг заметил моё сомнение и уточнил:
— Кроме?
— Следы огня указывают, что поджог был осуществлён исключительно для уничтожения картины.
— Картины?
— Да. Портрет в алькове. Ты его помнишь?
По растерянному взгляду можно было понять: и Олли мало внимания уделял живописным полотнам.
— Жаль… В любом случае, восстановить его не представляется возможным.
— А в архиве нет его описания? — осторожно осведомился маг, чем вызвал моё искреннее восхищение.
— Умница! Сейчас посмотрим.
Вывороченное на стол содержимое одной из полок шкафа не сразу явило нашим взорам нужную тетрадь, но и не особо упорствовало: не прошло и пяти минут, как мы склонились над нужной страницей и хором прочитали:
— «Женский портрет кисти неизвестного живописца. Размеры: три на два фута. Рама изготовлена из…»
Мы с Олденом переглянулись и снова уныло осыпались в кресла.