— Не спрашиваю, как ты это установил, но раз уж заявил о своих сомнениях, значит, доказательства имеются, — наконец проронил Ра-Дьен, выходя из состояния отрешённой задумчивости.
— Увы.
— Не та новость, которую я хотел бы услышать.
— Понимаю. Веришь или нет, но и мне стало неуютно. Очень.
— Есть предположения о цели злоумышления?
Я качнул головой:
— И да, и нет. Скорее известно, для совершения каких именно действий был осуществлён поджог, но, подери меня ххаг, не могу даже представить зачем!
— Поподробнее, — велел Каллас.
— Судя по следам огня, целью поджигателя было уничтожение картины.
Светлые брови удивлённо дрогнули:
— Картины?
— Ну да. Портрет женщины. Неизвестной до такой степени, что я не помню, как он вообще выглядел.
— Наверняка висел в Старом флигеле? — легко догадался dan Советник.
— Висел. В конце коридора на первом этаже. Прямо скажем, не на видном месте!
— Не оправдывайся, не стоит. Хотя тебе следовало бы лучше знать собственное имущество.
— Я знаю! Подумаешь, одна несчастная картинка…
— Из-за которой кто-то пошёл на риск.
— Риск? Вот ещё! Да мои дурки и напугать-то толком не способны!
— И кому это известно? — последовало мгновенное уточнение.
— Ну… — настала моя очередь задуматься.
В самом деле, кому? Приют немощных духом вызывает у всех горожан благоговение вперемежку с животным страхом, причём и то, и другое чувство впитывается с молоком матери и рассказами отца, потому, собственно, дуркам и стража не нужна: они сами за ограду не выйдут, а люди с другой стороны не решатся войти из боязни «заразиться» безумием. Ой-ой-ой, что же получается? Либо в приют проник человек, уже потерявший рассудок и не способный правильно оценивать опасность, либо… Поджигатель пришёл со стороны. Чужеземец, которого с детства не пугали «страшными рассказками». Чужак.
Видимо, у меня на лице отразился ход всех мыслей в подробностях, потому что Каллас удовлетворённо кивнул:
— Он не местный.
— И это ещё хуже, чем могло бы быть.
— С одной стороны.
— Имеется и другая?
— Куда же без неё? Имеется. Регистр чужестранцев ведётся точно и тщательно, следовательно, не составит труда…
Я взвыл, закатив глаза к потолку:
— Не составит?! Да ты представляешь себе, сколько их — проезжающих мимо и осевших в городе? Несколько сотен, не больше и не меньше! А проверить необходимо каждого. Каждого, понимаешь? Где был, что делал, есть ли свидетели, есть ли мотивы… Сколько времени понадобится? Год, два?
Каллас нахмурился:
— Не преувеличивай. Не более месяца.
— За который состав чужестранцев в Антрее существенно изменится! Приближается лето, помнишь?
— Можно закрыть границы.
Я растерянно запустил пятерню в волосы.
— Можно… Если королева согласится. А для этого одной моей просьбы будет недостаточно. И твоей не хватит, потому что отчёт о дознании, составленный Хаммисом, утверждает: преступления не было.
— Хаммисом? — брезгливо сморщился Ра-Дьен.
— Им самым. Масло случайно пролилось, случайно вспыхнуло, случайно… Не было ничего, в общем.
— Да, против результатов дознания не попрёшь. А назначить повторное…
— Бессмысленно — остатки заклинания теряют силу с каждой минутой. Другой дознаватель попросту не обнаружит следов. Да и представляешь, сколько придётся потратить времени, чтобы убедить амитера в необходимости повторно отвлекать людей на расследование пустячного дела?
Каллас снова ненадолго погрузился в размышления, постукивая пальцами по губам.
— Может, всё не так страшно? Почему не предположить, что происшедшее всего лишь месть кого-то из тех, кому не разрешили в своё время поселиться в городе?
— Месть? — Я попытался скоренько прикинуть разные варианты. — Отпадает. Мстят обычно не каменным стенам, а человеку. В данном случае покушались бы на меня, а не на безобидный кусок холста.
— Безобидный ли? — протянул Каллас.
— Буду считать так, пока не уверюсь в обратном.
— Кстати, что за старьё ты приволок с собой? — Интерес моего собеседника обратился к шкатулке.
— О, сей раритет имеет непосредственное отношение ко всем моим недавним бедам. За сгоревшей картиной был тайник, в котором и находилось послание из прошлого.
— Послание?
— Взгляни сам. — Я передал Ра-Дьену облупившийся ящичек.
Каллас повертел его в руках, открыл и извлёк на свет божий уже знакомые мне предметы. Надо сказать, на изучение письма dan Советник потратил чуть больше времени, чем я: подозреваю, его увлекли прилагавшиеся картинки. А вот по серьгам взгляд Калласа едва скользнул.
— Любопытно.
— И всё? — Я даже немного обиделся.
— А что ты ожидал услышать? Фрагмент переписки, не более.
— Зачем понадобилось хранить его в тайнике столько лет?
Ра-Дьен сложил листы пергамента обратно в шкатулку:
— Не знаю. Возможно, всё это имело значение для твоего предка, и только для него.
— Как думаешь, можно установить имя этой женщины?
— Можно попытаться. Есть на примете сведущие люди, которые способны навести подобные справки. Оставишь бумаги у меня?
— Конечно. Всё целиком оставлю: мне эта рухлядь пока ни к чему.
— Занятные украшения…
Я с недоумением посмотрел на бесстрастное лицо Калласа:
— Ты о чём?
— О серьгах.
— И что в них занятного?