Ответ пришел в таком вот походе-вылазке, когда что-то знакомое почудилось уже не в лице Сергея Захаровича, а во всей его фигуре, походке, припрыжке, если точнее. Ну да, припрыжке! Ему бы сейчас что-то в руку правую взять. Только что? Палку? Палицу? Городошную биту? Да нет, конечно, ну и дурочка она все-таки — теннисная ракетка должна быть в руке у Лампиона. Как же она это сразу не вспомнила! Любителей аристократического тенниса в Магадане было немного, но площадка, весьма ухоженная, в парке существовала, говорили, что стараниями могущественного Королева, Директора «Северовостокзолото». Или тогда еще совнархоз был? И видела Нина однажды в парке (год 60-й или 61-й, она еще в школе училась), как сражались на этом корте два элегантных, во всем белом, господина, один высокий, длиннорукий, а другой маленький, прыгучий. Вот маленький и был, конечно, Лампион. А потом Королев уехал, площадку заасфальтировали, теперь только мальчишки и ненормальные взрослые зимой и летом гоняют здесь мяч, а теннис кончился. Но Лампиона она, оказывается, не забыла. А он все тот же, только вместо белоснежной формы на нем из какой-то парусины шортики, маечка-безрукавочка с размашистым «Д» во всю грудь (свидетельство сохранившейся привязанности к родному спортобществу, где он их берет, интересно?) и кепочка из защитного материала с несколько пижонским, длинным и узким, козырьком, из-под которого торчат только нос и подбородок и седые височки выглядывают (и не подумаешь, что престарелый динамовец лысоват.) Кстати, у него и тогда, когда с ракеткой бегал, уже такая же лысина была.
Но перейдем к Софьюшке. Она на этих лежбищах занимает обычно центральное, срединное, что ли, положение: на правом фланге Лампион, она поодаль от него (облюбовала себе пару удобно выкатившихся из преисподней громадных камней), в середке, потому что Нина уходит по берегу далеко влево, чтобы скинуть скорее без свидетелей теплый тренировочный костюм и все прочее, натянуть купальник, если небо хмурое, а чаще — только две легкие шмотки, еле-еле прикрывающие, и загорать, никого не стесняясь (они ведь так не разоблачаются), и даже бретели опустить и лифчик сдвинуть вовсе, когда совсем жарко станет.
А Софьюшка у нас, значит, центровая. Обнажается только до пояса, стесняясь демонстрировать немолодые уже, что и говорить, ноги и вспухший — куда от этого деться! — животик. Но и тут — такая-сякая! — не может преодолеть всегдашнюю расхлябанность и остается в обычном лифчике, что, конечно же, моветон и явно снижает общее впечатление от компании, а Лампиона, может, даже шокирует, но он человек сдержанный, ничего не скажет.
(«Ну неудобно мне в купальнике идти!» — шипит Софьюшка, защищаясь от справедливых Нининых упреков. — «А ты не иди, ты с собой принеси, здесь поменяешь!» — «Ну, знаешь! Может, мне еще шкаф с бельем на себе тащить!» — «Дурища ленивая, безалаберная!..» Но последнее, конечно, про себя, не вслух. Вслух Софьюшку ругать бесполезно — моментально вспыхнет и начнет крушить направо и налево, вся вылазка из-за чепухи расстроится.)
Софьюшка на этих камнях располагалась как на троне, вознесенная над землей, может даже еще удобнее, потому что ноги протянуть может, а захочет, и вовсе приляжет. Фиолетовые — крашеные, конечно, потому что седая уже давно, — волосы спрятаны под красную косынку, но остаются там недолго — торчат жуткими пучками (хорошо что здесь пугать некого), противный белый лифчик и синие тренировочные штаны дополняют этот праздник цвета и изящества, разумеется. Да здравствует Франция!
Что еще о ней? Все та же преподавательница истории в средней школе, само учреждение менялось уже не раз, хотя это не очень, кажется, принято у учителей, которые обычно как крепостные пашут где начали, но Софьюшке на одном месте не сиделось: они от меня устали, да и я от них (коллег) тоже — надо сменить окружение. Конечно, с ее темпераментом долго в одной среде не удержишься — тут и четверги и понедельники нужны. Та же халупа, то есть комната в коммунальной (коридорного типа) квартире в доме на проспекте Ленина, по внешнему виду которого никак не догадаешься, что передвинули его сюда (перенесли как-то ночью на дирижабле) из небезызвестной Вороньей слободки — и выше центральной сберкассы поставили. Но кто ей даст благоустроенное жилье, то есть однокомнатную квартиру? Во-первых, до сих пор одна — ни мужа, ни детей.
Во-вторых, в каждом коллективе своя очередь на квартиру, и, меняя школы непрестанно или хотя бы время от времени, каждый раз, естественно, становишься в этой очереди последней — чего уж тут ждать? Ну а после того, как достигнет Софьюшка преклонных лет, или раньше того, когда лопнет терпение у завуча последней (больше пробоваться уже негде) школы, и вовсе ни к какой очереди не пристроишься — так что причал у Софьюшки определился до окончания века.