Свобода в широких пределах, или Современная амазонка

Он всегда вставал рано, в начале седьмого. Всегда сам разогревал суп или борщ, потому что за долгие годы жизни на Колыме привык с утра есть горячее, выпивал с полстакана водки (тоже давняя привычка) и по привычке — раньше про себя, а с появлением собачки, которую он звал Найдой, а Вера — Белочкой, вслух — ругал жену. Он, пожалуй, и не ответил бы, на что сердится. Еду она всегда готовила, а на кухоньке, большую часть которой занимала так и не выкинутая чугунная плита (потому что Вера Васильевна все хотят попробовать испечь в духовке пирог) и обычных размеров ванна, потому что специального помещения для нее строители не сделали, так вот на этой самой кухоньке Виктору Степановичу удобнее хозяйничать одному — хотя бы потому, что вдвоем в узком проходе между ванной и плитой не разойтись. А поставить кастрюлю на плиту не такая уж большая работа, чтобы из-за нее портилось настроение. Дело было, вероятно, в другом. И пока Виктор Степанович отливает Найде в миску еще чуть теплого борща, отрезает кусок мяса, а потом чистит зубы и плюется перед раковиной, которая тут же, на кухне, можно пуститься в некоторые рассуждения.

На Колыме Виктор Степанович давно. Попал он сюда в молодости, перед самой войной, получив по дуроте срок за тяжкие телесные повреждения. Освободился только в пятьдесят первом, потому что (по той же дуроте) ушел в побег — во время войны (летом, конечно) некоторые пробовали. Почему-то главной целью было добраться до Якутии, как будто там начинались дикие прерии. Но мало кто дошел, и Виктора Степановича тоже повернули и довесок к сроку дали. Но было это так давно, словно и не было вовсе, словно все это он про кого-то в какой-то книжке прочитал и название забыл, осталось в памяти несколько слов — вот «гадики», например, да еще «суки немцы, убили брата Федю!». Какого Федю? Не было у Виктора Степановича брата, по крайней мере, когда забирали. А потом ему откуда взяться? Да и нечего об этом думать — забрали, и все.

Освободившись, Виктор Степанович слесарил, шоферил, жил в разных поселках на трассе (в Магадан перебрался лет десять назад). И хотя коммунальные, так сказать, условия часто оставляли желать лучшего, был доволен, потому что деньги были всегда (это для колымского человека обстоятельство немаловажное). И поскольку были деньги, в спиртном он себе не отказывал. Не то чтобы пьяницей был — он бы спился двадцать раз, если бы эта наклонность была чрезмерной. Он выпивал — и перед работой (если за баранку не садиться), и после работы, а то и в обед получалось.

И со временем (еще при первой жене) главное удовольствие в выпивке Виктор Степанович стал получать не от вида напитка (хотя водку он предпочитал всему остальному, а от спирта уже берегся, да и не достанешь его теперь в Магадане, разве что ребята с трассы привезут), не от количества выпитого (хотя, конечно, наперстками он не пил), а от самой процедуры, точнее, от ее незаметности. Выпивать просто так, у всех на виду, он уже считал не только неинтересным, но и неприличным — каким-то бахвальством, разнузданностью, что ли. И совсем другое, когда делаешь это незаметно, преодолевая трудности и оставляя всех (начальство, приятелей, жену) в дураках. Вот тогда выпивка приобретала смысл.

Именно поэтому, как мне кажется, он и злился, если утром жена его не провожала и он глотал свою водку безо всякого интереса, даже стесняясь этого поступка.

Вера Васильевна работает вахтером на продовольственной базе — дежурства по двенадцать часов, а потом два дня выходных, сто семьдесят восемь часов в месяц, если без переработок, оклад шестьдесят рублей, со всеми надбавками и коэффициентом — сто пятьдесят (плюс переработка и тройная плата за дежурства в праздники). Немного для Магадана, но где найдешь больше, если тут все с образованием. Опять-таки два дня работаешь — два гуляешь, разве плохо? Сегодня Вера Васильевна могла встать вместе с мужем — накануне в полдесятого уже была дома. Но не встала, барыня какая. Это сердило Виктора Степановича больше всего.