Свобода в широких пределах, или Современная амазонка

5

Следующий день, двадцать пятое марта, был той редкой удачей, в ожидании которой Виктор Степанович в общем-то жил, — воскресенье, на работу идти не надо, и Вера Васильевна дома, потому что у нее бюллетень до вторника. Оба дома, оба никуда не спешат в выходной — все как у людей, как тут не радоваться. А вчерашнее поведение Веры Васильевны было безобразным — умчалась с утра пораньше, потом забежала на минутку и умчалась снова к Тоньке, с ее Павликом сидеть, той, видите ли, куда-то ехать нужно. Вера Васильевна к ней нянькой заделалась. Нашла кому помогать. Дураку ясно, что Тонька хвостом крутит. Как только Сергею в глаза посмотрит, когда он вернется? Им, Яковлевым, тоже неудобно будет, потому что видели, по крайней мере, и ничего не сообщили. А как сообщить? Доказательств нет никаких, она от всего откажется, и тот же Сергей тебе по шее наложит за оскорбление законной супруги.

Ну и хрен с ними. Но Вера-то что около нее крутится? Сама же ведь про Тоньку все это говорила.

Но утро начиналось очень хорошо. Вера Васильевна, отоспавшись на больничном, долго ждать себя не заставила и встала вскоре же. Пока она гуляла с Белочкой, Виктор Степанович разогрел завтрак — щи, разумеется, приготовил стопки в серванте, то есть налил их до краев (тут еще очень важно не перелить, а то вздуется пузырь и, конечно, заметно будет). Одну стопку, а потом еще одну Виктор Степанович пропустил, дожидаясь, — для затравочки. А потом завтрак на кухне. Вера около плитки крутится, наливает, в холодильник за сметаной лезет — самое время, чтобы в комнату метнуться и опрокинуть красивым способом одну или две, три в голову ударят. До чего все-таки утро великолепное!

— Хаз-Булат удалой! Бедна сакля твоя!

Когда Виктор Степанович пел, голова у него заметно дрожала от напряжения, даже если он пел вполголоса, — наверное, от избытка чувств. И казалось, что перед тобой не обыкновенная человеческая голова, а такой же музыкальный инструмент, как и все другие, и что именно в силу вибрации, ей присущей, и рождается звук, рождается песня.

— Дам коня, дам та-та! Ту-ру-ру-ру-ру-ру-у-у! А за то, а за то ты отдай мне жену-у-у!

Много, конечно, за жену предлагает, даже слишком. Но это ведь смотря какая жена. За Тоньку много, за Марию Гавриловну, которая во всем прочем, наверное, как в запчастях разбирается, — и подавно. А за Веру Васильевну, если она, конечно, не будет шиться к этой шалашовке, — в самый раз. Тем более что коня Виктору Степановичу не надо и кинжал ему ни к чему. У него и так все есть, что человеку нужно. А машину он себе всегда купит. Скоро с ними совсем свободно будет, если в Тольятти их делают восемьсот тысяч в год. Подумать только — меньше минуты на машину. А тут с какой-нибудь одной трое суток кружишься — и без пользы делу. То одного нет, то другого. Запчасти — главная вещь. Это всем ясно, одна Мария Гавриловна не понимает. Или в газетках не пишут об этом?

А человеку запчасти не нужны, человеческие? Еще как. Давно пора Вере эту печенку-селезенку сменить, старую выкинуть, новую поставить — и крути баранку. А до сих пор ничего придумать не могут, гадики. На Луну летаем, под землей дворцы строим, в Магадане даже плавательный бассейн построили (действительно, есть такой, мы о нем упоминали в первой главе. — А. Б.), а человека капитально отремонтировать не могут.

Конечно, Вера Васильевна не какой-нибудь прокурор или писатель, невелика птица. Но ведь тоже жить хочет. Есть и покрупнее ее люди, а маются. И не может быть, чтобы тут ничего сделать нельзя. Богатый опыт механика говорит, что если запчасти есть, то машина может сколько хочешь работать — только езди осторожно. А тут какая езда? Тут получается, что нет жены. Только коснешься — ох, не могу, не надо. Одни неприятности из-за отсутствия запасных частей. И когда только они это поймут?