Свобода выбора

А ведь Нелепин имел отношение к этой странной XX века войне, он имел опыт.

Отдаленный, и все-таки опыт! Тревожно встрепенулся этот опыт в тот же миг, как он услышал первые сообщения из города Святой Крест — Прикумск — Буденновск.

Давненько было, но вот не забылось ничуть, тотчас и воскресло в памяти.

*

Домой к Нелепину пришли трое — три человека — армян двое, азербайджанец один:

— Просим, просим, просим: напишите в какую-нибудь московскую газету — на следующей неделе откроется война между Арменией и Азербайджаном! Обязательно! Неизбежно!

— Почему же война вспыхнет? Откуда вам известно? — до крайности удивился Нелепин. — Этого никто не знает!

— Мы знаем! Мы знаем: в наших республиках совершены преступления, которые можно скрыть только войной. И ничем больше!

— Что же совершено?

— Преступные обогащения.

— Значит, преступление может быть скрыто еще большим преступлением?

— Вот именно, вот именно! Лучший, самый верный способ. Значит, вы поняли нас! Значит — напишете? Значит — опубликуете?!

Тот из армян, который был постарше и хорошо, но все-таки хуже, чем его товарищ, говорил по-русски, заплакал:

— Мы знали, к кому идти! Я же знал идти к кому!

Нелепин был в растерянности:

— Не могу…

— Вы? Не можете? Это неправда!

— Мы клянемся, это — неправда!

— Вы — напишете! И — напечатаете. Предупредите страшное бедствие!

— Не могу…

— Можете! Вы так и напишите: ко мне пришли трое и сказали, что завтра разгорится война. Потому что… объясните — почему…

— Но я не знаю, с кем имею дело. Кто мне говорит, кто от меня требует?..

— Мы не можем сказать, кто мы. Мы могли бы вас обмануть, назвать не наши имена, но мы не можем обманывать!

— Имена преступников?

— Не можем. Не можем назвать.

Разговор происходил в прихожей, Нелепин сказал:

— Присядем. Ну, хотя бы на кухне. Присядем и поговорим.

— Не можем. Нам нужно уходить. Не исключено, совсем не исключено, что за нами следят. Мы — уходим. А вы — напишите. Иначе вы не можете! Мы знаем, вы — не можете!

И трое ушли, а Нелепин остался. Остался в недоумении, которого у него не бывало за всю его жизнь.

Нелепин позвонил трем сотрудникам трех газет, ему отвечали:

— Гриша? Ты в уме?

— Ты ребенок?

— Об этом — и по телефону? Провокация!

Тогда Нелепин уже сам с собой продолжил разговор:

— Провокация… Игра неизвестных темных сил… Кто-то с кем-то сводит счеты… Какой же редактор напечатает?.. Эти трое не только ко мне приходили — и сейчас они еще в чьей-то квартире… И почему они не пошли прямо к главному? К главному какой-нибудь газеты?

И так далее, и так далее размышлял Нелепин и успокоился.

Свое успокоение он подкрепил теорией вероятностей: вероятность того, что кто-то это напечатает, — 0,001 %. Вероятность того, что трое посетителей сказали ему сущую правду, — 0,00 1%. Вероятность подобного решения задачи (публикация) составляет всего-то 0,000001 %.

Через пятнадцать дней в Карабахе началась война, вероятность которой Нелепин определил как 0, 000001 % (с учетом субъективного фактора).

Он следил за событиями в Карабахе с пристрастием, которого у него не было, когда речь шла о событиях в Приднестровье, в Боснии и Герцеговине, в Таджикистане и даже в Чечне, и то и дело выбегал на улицу — в уличной толпе его сомнения хотя бы отчасти рассеивались. Перед толпой у него не было обязанностей, не было обязательств, не то что перед самим собой.

Чечня была еще ужаснее, но к ее событиям он никак не мог быть причастен, только вздрагивал всякий раз, когда видел по ТВ Грачева, вспоминал его обещания и объяснения, его первый штурм Грозного. (Все как с гуся вода. «Наш лучший министр?»)

В толпе Нелепин ощущал ее лотерейность: выигрышные билетики для нее, ставки власть имущих — на нее, эпидемии, транспортные катастрофы, террористические акты — ее принадлежность, но события ей не принадлежат, она принадлежит событиям и чьим-то поступкам.

Отчасти Нелепин объяснял это механикой, броуновским движением людей в толпе, движением навстречу друг другу, свойственным людям и вот еще муравьям. Животные, птицы, рыбы, саранча если и сосредоточиваются в стада и стаи, так только ради движения в одном направлении — с юга на север или с севера на юг; из океана в верховья рек, с верховьев рек в океан, в поисках пищи либо спасаясь от пожаров, но люди, будучи подвержены встречному движению, неизбежно сталкиваются в войнах, так думал Нелепин всякий раз, когда вступал в толпу Нового Арбата, Тверской или Садового кольца.

Все той же толпы встречных и поперечных не могли миновать два армянина и один азербайджанец, когда умоляли Нелепина написать в газету о предстоящей войне за Карабах. Нынешняя статья Николая Гритчина о Буденновске все к той же толпе снова апеллировала, как если бы она двигалась вся в одном направлении, в направлении одной мысли.

Вот и Нелепин, подвигавшись туда и сюда за хлебом, за солью, за пастеризованным молоком и подсахаренным творогом, вернувшись в конце концов домой, принялся за чтение статьи публициста Отто Лациса, которого он немного знал, но много и с большим уважением читал, читая, хоть что-то надеялся из текущих событий понять.

Отто Лацис