Читаем Свобода выбора полностью

Американскую книгу нам читать больно, неприятно, тяжело. И аплодировать не хочется. Зато хорошо понимаешь Раифа Василова, директора НПО «Биотехнология», который раздобыл средства, чтобы срочно перевести, издать у нас американское исследование (на все ушло два месяца) и разослать его по тем адресам, от которых зависит излечение природы и медицины.

*

Нелепин читал «Экологический роман» Залыгина, каким-то образом пришлось. Прочитав, расстроился: роман был явно автобиографическим, а вот ему, Нелепину, автобиография не давалась, не было ее.

Или потому, что ни один из своих минувших уже возрастов он так и не дожил до конца? До мало-мальского какого-то завершения?

Или по свойству его мышления?

Так или иначе, а результат налицо: автобиографии нет, есть одни только эпизоды, и ничего другого ему не остается, как с миру по нитке собирать и нумеровать сюжетики.

Но это — частность.

А если всерьез, то экология стала Нелепину как тот недоступный сюжет «Суд над властью»: единственно, что знаешь, — это что экологическая судьба России тоже совсем не та, которая должна быть. Ее попросту нет, этой реальной судьбы. Значит, у каждого россиянина ее тоже нет.

*

Владение природными благами — самое ответственное владение. Ничего более ответственного на свете нет, быть не может. Тем более, когда речь идет о перераспределении вновь и вновь этих владений.

*

Когда советская власть приходила к власти — умный и коварный Ленин провозгласил лозунг ненавистных ему эсеров: «Земля крестьянам!» Ну а фабрики рабочим! Ленин и не думал, что лозунг будет им осуществлен. Ход был тактический, а не стратегический. Важно было привлечь на свою сторону и рабочих и крестьян, добиться власти.

Добились. Нечего и говорить о том, чтобы фабрики когда-нибудь принадлежали рабочим, стали собственностью кооперативной. И земля, и фабрики принадлежали советской власти, никому на свете больше. А советская власть принадлежала самой себе, и это тоже проблема экологическая.

*

Если перед человеком какой-то предмет, а он не знает его употребления — он изведется, он, в конце концов, придумает для себя новую потребность, чтобы этот предмет употребить.

Экология!

Человек известен самому себе до последней косточки, до элементарной клеточки, до атома — что ему делать с этой известностью?

Ромео и Джульетта ему известны, Дон Кихоты — известны, Наташи Ростовы и дамы с собачками — тем более, что же ему делать с такой известностью? Надо придумать себе новые потребности, чтобы почувствовать свою новизну.

Экология!

Нынче уже не нужны ни Колумбы, ни Магелланы, ни Дежнев с Пржевальским — Земля известна повсюду до гектара, до акра, и ничего нового открыть в географии невозможно. Но все известное обязательно должно быть употреблено, даже космос, поскольку он тоже становится известным. Открыть и не употребить — это невозможно.

Экология!

*

…И нельзя остановиться, ограничить свои потребности, чем больше он имеет, тем больше ему надобно.

Президенты: подумать только — жить под постоянной охраной, каждый Божий день своего существования расписывать по часам-минутам — что, когда, о чем, зачем и почему; каждый день обязательно что-нибудь обещать; никогда не принадлежать самому себе; да мало ли еще какие муки, но ко всем этим мукам человек рвется, из кожи лезет, расходует себя на интриги, на хитрости, на подлости, и все потому, что власть — тоже потребность. Проблема тоже экологическая.

А природа? Природа не может все это принять, не может принять власти над собой, она первейшая законодательница, выше, чем законы природы, законов нет, не может быть. И какое насилие, какую подсудность можно применить по отношению к альма-матер? Какое можно вменить ей обвинение — что она родила нас не такими, какими мы в минуты сентиментальные принципиально хотели бы быть? Для этого нужно придумать другую природу.

Кто горазд?

Задача перестроечного правительства — перераспределить природу и все то, что природа дала людям.

Одни хотят перераспределить ее вот так, другие по-другому.

Странно, но когда Нелепин читал книги о власти, речь обязательно шла о власти государственной и никогда — о власти над природой.

*

А в конце концов?

В конце концов надо, надо было придумать сюжет по поводу открытия мемориала в торжественный день, день конца света, что-нибудь мраморное придумать, со штыками по периметру постамента, напоминающее то, что расположено на площади Октябрьской, напротив фасада Института стали и сплавов и справа от одного из силовых министерств.

Нелепин придумал. …Чем серьезнее власть относится к самой себе, тем больше у нее всякого рода пропусков. У всех до единого присутствующих на открытии мемориала господ на руках были не только пригласительные билеты на открытие памятника по случаю закрытия жизни на Земле, но и билеты на космические корабли и кораблики, которые в ближайшие часы отбывали в космос.

…ночь, разумеется, тоже была. С задымленным небом и с озоновой дырой в небе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская литература. XX век

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Марево
Марево

Клюшников, Виктор Петрович (1841–1892) — беллетрист. Родом из дворян Гжатского уезда. В детстве находился под влиянием дяди своего, Ивана Петровича К. (см. соотв. статью). Учился в 4-й московской гимназии, где преподаватель русского языка, поэт В. И. Красов, развил в нем вкус к литературным занятиям, и на естественном факультете московского университета. Недолго послужив в сенате, К. обратил на себя внимание напечатанным в 1864 г. в "Русском Вестнике" романом "Марево". Это — одно из наиболее резких "антинигилистических" произведений того времени. Движение 60-х гг. казалось К. полным противоречий, дрянных и низменных деяний, а его герои — честолюбцами, ищущими лишь личной славы и выгоды. Роман вызвал ряд резких отзывов, из которых особенной едкостью отличалась статья Писарева, называвшего автора "с позволения сказать г-н Клюшников". Кроме "Русского Вестника", К. сотрудничал в "Московских Ведомостях", "Литературной Библиотеке" Богушевича и "Заре" Кашпирева. В 1870 г. он был приглашен в редакторы только что основанной "Нивы". В 1876 г. он оставил "Ниву" и затеял собственный иллюстрированный журнал "Кругозор", на издании которого разорился; позже заведовал одним из отделов "Московских Ведомостей", а затем перешел в "Русский Вестник", который и редактировал до 1887 г., когда снова стал редактором "Нивы". Из беллетристических его произведений выдаются еще "Немая", "Большие корабли", "Цыгане", "Немарево", "Барышни и барыни", "Danse macabre", a также повести для юношества "Другая жизнь" и "Государь Отрок". Он же редактировал трехтомный "Всенаучный (энциклопедический) словарь", составлявший приложение к "Кругозору" (СПб., 1876 г. и сл.).Роман В.П.Клюшникова "Марево" - одно из наиболее резких противонигилистических произведений 60-х годов XIX века. Его герои - честолюбцы, ищущие лишь личной славы и выгоды. Роман вызвал ряд резких отзывов, из которых особенной едкостью отличалась статья Писарева.

Виктор Петрович Клюшников

Русская классическая проза