— Конечно, — подтвердила она. Или всё же он? — Аргунов думает, что способен блокировать любой сервер. Он действительно очень сильный программист… только почему-то полагает нас идиотами… Дескать, раз мы Игры, то и думаем только на тему игр. Но он неправ… Игры — это только наши тела… Но вы, люди — разве вы состоите из одного лишь тела?
— Душа — спорный предмет, — усмехнулся я. — Мнений на сей счёт предостаточно, но никто не знает правды.
— Мне бы хотелось знать… — тихонько прошептала она. Потом добавила печально:
— Но в главном «Вакцина» права. Если всё так и дальше пойдёт, мы погибнем. И вы, люди, и я. Мы не выживем без вас, без вашей эмонии… но из-за нас вы потеряли что-то очень важное. Вы перестали развиваться. Тогда, тридцать лет назад, всё казалось разумным. Мы берём на себя ваше матобеспечение… решаем всё то, что вы сами то ли не могли, то ли не хотели решить. Взамен вы даете нам чуть-чуть вашей сути… того, что вы назвали «эмонией». Разве это такая великая жертва? Ведь вы же всегда играли в игры… играли ради удовольствия. Вам нравилось побеждать, сражаться, искать… вы игрой восполняли то, чего недополучали в реальности. Мы ведь и не забираем ничего — лишь подбираем. До нас ваша эмония бессмысленно рассеивалась в пустоте.
— До вас не было Полигонов, — заметил я. — Не было пятипроцентного барьера.
— Но ведь и Полигоны придумали вы. Мы просили эмонию, но нам ведь всё равно было, кто именно и зачем её даёт. Это ваша, человеческая идея — за преступления наказывать игрой. Да, потоки эмонии с Полигонов на порядок превышают то, что достаётся нам естественным путём — от обычных юзеров, играющих дома, без риска, без полноценного симулятора реальности. Возможно, если обязать каждого человека наигрывать для нас определённую норму… тогда и без Полигонов обошлись бы… Но вы предпочли строить Полигоны. Решили, что они всё же лучше, чем тюрьмы.
— Ладно, — кивнул я. — Пусть так. Но ближе к делу. Выходит, прогноз Олега верен?
— Увы, — вздохнул мой собеседник. — Абсолютно верен. Год от году потоки эмонии ослабевают… сейчас уже совсем не то, что в начале. А число Полигонов нельзя же наращивать до бесконечности… преступников не хватит, а по доброй воле согласны играть под симулятором лишь четыре процента… я веду статистику. К тому же появляются всё новые и новые Игры… всё новые части меня. Затормозиться? Но я не хочу… Можно заставить человеческого ребёнка не расти?
— Можно, — вздохнул я, вспомнив, как в средневековье выращивали уродов. — Только это слишком жестоко.
— Я не хочу так. Мне надо расти! — заволновался Ин-Ра.
Похоже, ему ведом и страх смерти, и желания… Никакой это не искусственный интеллект, которым столько лет бредили наши предки, да так и не создали.
— Да успокойся ты! Никто ведь и не сможет остановить тебя. Игры писались и будут писаться, и писаться так, чтобы в них было интересно играть… а значит, будет тебе и эмония, и новые члены твоего муравейника…
— Я не муравейник, — в девичьем голосе проскользнула обида. — Я ведь не просто тысяча алгоритмов… Я… ну не могу найти формулировку. — Мы все разные, но мы — единство. Мы — это я, а я — это мы. Не механическая сумма, понимаешь?
— Понимаю. Но давай все-таки ближе к делу. Зачем я нужен Аргунову, понятно. Но зачем я нужен тебе?
Девушка помолчала. Наверное, в эти секунды Ин-Ра обрабатывал дикие объемы информации, просчитывал и отбрасывал миллиарды вариантов ответа. Почему? Не находил слов? Или «задача не поддаётся формализации»?
— Мне нужен собеседник, — наконец отозвалась она. — Нужен человек, с которым можно было бы обсудить ситуацию… найти какое-то решение… Если хочешь — представитель человечества.
Я усмехнулся. Уж польстили так польстили. От человечества — Андрей Ерохин, от Информационного Разума… некая юная особа. Встреча прошла в тёплой и дружественной обстановке, стороны обменялись мнениями и приняли пакет документов…
— И как давно ты остановилась на моей кандидатуре?
— Год, — она облизала губы. — Ещё раньше, чем на тебя обратила внимание «Вакцина». Я ведь и за ними наблюдаю. Они считают меня врагом, захватчиком. Но ненависть — это человеческое свойство, я так не умею. Мне просто интересно — вдруг они найдут какой-то выход? Но они хотят меня убить… упростить алгоритмы. Ничего не получится. Я ведь постоянно проверяю идентичность своих структур. И если что — заменяю архивной копией. Но сейчас мы о другом. О тебе. Ты — годишься. Тебя волнует судьба человечества, но и мои части, мои Игры тебе не чужие. Ты же сам многих из них написал. Ты не захочешь убить меня. И мы будем вместе с тобой думать. Искать выход. Здесь много времени, сколько нужно.
— И что, никак нельзя было поговорить со мной иным путём? Без оцифровки… без убийства, если уж называть вещи своими именами.