Свобода

Пока Уолтер рассуждал о молодежи, Кац старательно прислушивался к тому, что делает в кухне Патти. Нелепость ситуации наконец дошла до него. Патти, о которой он мечтал, не любила Уолтера. Домохозяйка, которая не желает больше быть домохозяйкой, а хочет переспать с рок-звездой. Но вместо того, чтобы подойти к Патти и признаться, что хочет ее, Кац продолжал сидеть здесь, словно студент, и выслушивать интеллектуальные фантазии старого друга. Что-то в Уолтере выбивало его из колеи. Кац чувствовал себя насекомым, попавшим в липкую семейную паутину. Он изо всех сил старался быть любезным с Уолтером, потому что тот ему нравился; если бы он его раздражал, Кац, возможно, не желал бы Патти. А если бы он ее не желал, то скорее всего не сидел бы здесь. Ну и бардак.

Шаги Патти приближались. Уолтер замолчал и сделал глубокий вдох, явно собираясь с силами. Кац повернулся к двери вместе со стулом. Вот она. Свежая и бодрая мать семейства, но тем не менее с червоточинкой. На Патти были черные сапоги, облегающая, красная с черным жаккардовая юбка и шикарный короткий плащ — в этом наряде она казалась красавицей и в то же время не походила на саму себя. До сих пор Кац видел ее только в джинсах.

— Привет, Ричард, — сказала она, взглянув на гостя. — Всем привет. Как дела?

— Мы только что начали, — сказал Уолтер.

— Тогда не буду вам мешать.

— А ты принарядилась, — заметил он.

— Пройдусь по магазинам, — ответила Патти. — Увидимся вечером, если не разбежитесь.

— Ты приготовишь ужин?

— Нет, я до девяти на работе. Если хотите, могу что-нибудь приготовить прямо сейчас, прежде чем уйти.

— Это было бы просто замечательно, — сказала Джессика, — потому что мы намерены совещаться целый день.

— Ну а я была бы рада приготовить ужин, если бы не работала по восемь часов.

— Никаких проблем, ма. Поедим в городе.

— Похоже, это и впрямь наилучший вариант, — согласилась Патти.

— Итак, — сказал Уолтер.

— Итак, — повторила жена. — Надеюсь, все отлично проведут время.

После чего, раздосадовав одних, разочаровав других и попросту не обратив внимания на третьих, она зашагала по коридору. Лалита, которая стучала по клавиатуре своего блэкберри с той самой секунды, как Патти заглянула в комнату, казалась откровенно несчастной.

— Она действительно работает семь дней в неделю или что? — уточнила Джессика.

— Вроде нет, — ответил Уолтер. — Сам не знаю, что стряслось.

— Но причина есть всегда, не так ли, — пробормотала Лалита.

Джессика обернулась, немедленно избрав ее следующей жертвой:

— Скажете, когда закончите со своим письмом, ладно? А мы посидим и подождем, пока вы допишете. Договорились?

Лалита, поджав губы, продолжала печатать.

— Может быть, займешься этим позже? — негромко спросил Уолтер.

Лалита шмякнула телефон на стол.

— Хорошо, — ответила она. — Я готова.

Получив дозу никотина, Кац почувствовал себя лучше. Патти явно бунтовала, а бунт — это хорошо. От его внимания не ускользнуло и то, что она принарядилась. Зачем? Чтобы предстать перед ним. Но для чего тогда работать в пятницу и субботу? Чтобы избегать встречи. Да, да, поиграть в прятки, точь-в-точь как он сам играл с ней. Теперь, когда Патти ушла, Кац мог лучше разглядеть ее, без помех получать от нее сигналы, представлять, как он дотрагивается до ее красивой юбки, и вспоминать, как Патти хотела его в Миннесоте.

Тем временем продолжался разговор о перенаселении. Первая конкретная задача, сказал Уолтер, — придумать проекту название. Сам он предложил «Молодежь против безумия» (в память о «Молодежи против фашизма»). Уолтер считал — и Кац с ним согласился, — что это отличная песня. Но Джессика настаивала, что название должно содержать утверждение, а не отрицание. За, а не против.

— Людям не нравится все, что отдает элитаризмом или неуважением к чужому мнению. Не надо твердить им о том, чего они не должны. Нашей темой должен быть позитивный выбор, который мы делаем сообща.