Свободен - 2.

— Я не могу рассказать тебе всё. Пока. В рамках нашего плана, — протягивает он мне кусок торта, который мы едим, сидя на кровати. — Но буду держать в курсе по мере необходимости.

— А куда ты ездил с утра с Захаром, скажешь? — отказываюсь я.

— А ты откуда знаешь, что я виделся с Захаром? — удивлённо взлетают его брови, хотя засунуть торт в свой рот ему это не мешает. — Ты за мной следишь?

— А как же, — улыбаюсь я, смахивая с его бороды крошки. — За тобой глаз да глаз.

— Нет, правда, Лан? — жуёт он.

— Я первая спросила.

— Он позвонил и сказал, что нужно встретиться. Это важно.

— И это, правда, было важно?

— Очень, — засовывает он мне в рот колбасу, раз от сладкого я отказалась. — Он видел встречу твоего отца с моей матерью.

— И? — напряжённо жую я.

— И она его не узнала.

— Тридцать с лишним лет прошло, Тём. Тем более она вычеркнула те события из памяти. Порой это действительно удаётся сделать, особенно когда события такие травмирующие. Ты только не подумай, что я её оправдываю.

— Наоборот, продолжай, продолжай, — отламывает он ещё кусок торта. — Сейчас важны все аргументы, и «за» и «против». Твоя мама сказала, что он не стал бы проявлять силу. А она с ним сколько лет прожила?

— Лет десять промучилась, — выбираю я подсохший сыр из «праздничной» нарезки.

— Значит, знает его лучше всех. А меня знаешь, что насторожило? Его тонкая курточка и ботиночки. В январе.

— А ты где это слышал?

— Захар догадался включить диктофон, уже когда вы сидели за столом. Переслать тебе? — отгладывается он в поисках телефона.

— О, нет! — поднимаю я руки. — Не сейчас. Так и что не так с курточкой?

— Ты представляешь кого-нибудь, кто бы ходил так у нас? Своего отца? Да любого мужика. Зимой. В то время. Он же местный? А мы не в Африке живём. Это сейчас мы из машины в офис. Из офиса в тёплую машину. А тридцать лет назад даже в «Жигули» или «Москвич» без тулупчика в январе не сядешь. Да и о тех «Жигулях» большинству можно было только мечтать. Шапка норковая, ушанка. Перчатки меховые. В курточках тонких ни у вас, ни у нас не ходили. Только в южных регионах. Возражения есть?

— Можно поспорить, — улыбаюсь я, теперь вытирая с его губы крем. — А что слышал Захар?

— Слово в слово то, что мать потом и повторила. Кроме курточки. Про крещенские морозы. Про блокаду. Про деда, который расчувствовался и достал старые фотографии. Только всё это говорил ей он.

— То есть пока он не начал всё это ей рассказывать, она его не узнала?

— Нет. Но поверила она ему, только когда он сказал: а помнишь, как ты… и дальше там было что-то скабрёзное, вроде «пищала» или «визжала», или «стонала». Вот это уже услышал я, хоть и не разобрал. А потом он мне сунул в лицо эти бумажки. И так грязно высказался о тебе, что меня просто переклинило.

— Обо мне?! Поди шлюхой назвал?

— Вот не хотел бы повторять, — опускает он голову, давая понять, что я это не услышу. — Но, кажется, был намёк на ваши отношения с Бережным. Я не стал разбираться.

— С Бережным?! Чёрт, как же я забыла! — ударяю я себя по лбу. — Отец же у него как-то денег просил. Уж не знаю, чем мотивировал, Бережной тоже не распространялся. Но приехал злой, сказал буквально два слова, что приходил мой папаша, просил денег и он его, конечно, послал.

— Думаешь, твой Бережной тоже в этом замешан? — собирает он последние крошки. И, поставив тарелку на поднос, в два глотка допивает чай.

— Даже не знаю, — встаю я, чтобы унести грязную посуду. — Очень сильно сомневаюсь. Но, на данном этапе, наверно, никого исключать нельзя.

«Хотя… — я не говорю этого вслух, пока иду на кухню, но мысль эта гложет меня со вчерашнего дня. — …всё это, по-хорошему, надо только одному человеку — Эллочке. Её «мне жаль», что она сказала у такси, уже тогда мне не понравилось. А уж в свете последних событий, — составляю я тарелки в посудомойку, — и подавно».

— Ты не сказала откуда инфа, что я встречался с Захаром, — наклоняется мой заботливый, чтобы помочь мне с вилками, даже достаёт корзинку, уже забитую грязными приборами.

— Приезжала Светка. Сказала, что вы уехали на пару: ты и Захар. А ещё, что она беременна. А Захар спит с Эллой.

По кухне с грохотом разлетаются вилки и ложки, а Мой Ошарашенный садится прямо на пол.

Глава 30

— А Захар знает? — очнувшись, бросается он мне помогать: собирать рассыпавшиеся ложки и вилки.

— С кем он спит? Подозреваю, догадывается, — усмехаюсь я, пока тянусь рукой под стол. Получаю шлепок по попе, чтобы не ёрничала. Но, достав ложку, отвечаю тем же, стукнув этого воспитателя по лбу.

— Ай! — трёт он возможную шишку. — Да плевать мне кто из них с кем спит. Светка уверена, что беременна от Захара?

— Я тоже в первую очередь подумала про Елизарова. Как он там?

— Без изменений. Я был с утра. Говорят, стабилен.

— Ему только беременной бабы для счастья не хватает, — включаю я посудомойку и подаю сидящему на полу Артёму руку.