Свободная

– Если тебе что-то еще нужно, попроси. Не стоит раздвигать ноги.

– И ты мне дашь это? – игнорирую колкость, найдя ей оправдание.

– Я преследую исключительно свои интересы, – он говорил очень сдержанно, я бы сказала, даже подчеркнуто официально. – Жду тебя завтра в офисе. Нужно обсудить детали наших договоренностей, и, как можно быстрее, ввести тебя в курс дела.

– Ты считаешь, что шпион уже в штате? – голова работала плохо, но почему-то именно сейчас мне захотелось вникнуть в суть дела.

Барс только пожал плечами:

– Мы проверили всех, вновь поступивших за год, но там ничего. Пусто. Если агент есть, то смог затаиться среди старых сотрудников, коих тысячи – помочь разобраться во всем этом сможет только профессионал. Времени на угадывания у нас нет.

Митя заворочался и закряхтел. Чтобы не растревожить его, я встала и почти вплотную подошла к дверному проему, где находился Барс. Остановилась. Его холеная рука с длинными аристократичными пальцами, которой он опирался на дверной косяк, была совсем рядом, и, при одной мысли, что я могу вот так просто дотронутся до него, я почувствовала лёгкую дрожь и приятные ощущения внизу живота, но, вместе с этим, я увидела, насколько огромной стала пропасть между нами.

Он молчал, да и мне особо говорить не хотелось…

Спрятав свои обветренные частыми стирками ладони под мышки, я, прислонившись плечом к стене недалеко от дверей, рассматривала его: вот уже год, как мы стали совершенно чужими друг другу… Недосказанность. Все начинается с нее…

– Ты хотела ребенка?

Неожиданный неудобный вопрос повис в воздухе, будто весь кислород из комнаты забирает. У меня застывают все органы чувств. Понимаю, что должна сказать что-то, съязвить, сменить тему, но не могу.

– Почему ты спрашиваешь?

В ожидании ответа я застыла, сжалась… словно в стремлении просочиться сквозь стену… – молчу, жадно слежу, пытаюсь предугадать последующие события этого разговора.

Он нервно ведёт плечами, словно стряхивая с себя все, что налипло за день:

– Шум, создаваемый детьми: крики, визги, вопли – все это меня раздражает. В моей жизни ребенок – это лишнее…

– Ты не любишь детей?

– А должен? – неожиданно отвечает он вопросом на вопрос, и смотрит на меня, пробираясь ледяным морозом под кожу.

– Нет. Но, получается, даже ребёнок не способен тебя умилить?

– А почему меня кто-то должен умилять? Тем более, чужой ребёнок.

– Чужой… – повторила я. – Только в этом проблема?

– Да это в принципе не имеет значения.

– А собственный? – вырывается невольно.

– Ты думаешь я так глуп, чтобы заводить собственных детей? – его слова словно острым лезвием полоснули душу.

– Почему же глуп? – спрашиваю с трудом.

– Когда-то я уже говорил тебе, что совсем не умею прощать. На-то есть веские причины, оставшиеся глубоко в моем прошлом…, но я отлично умею учиться на чужих ошибках.

Прячу свои глаза…

Рингтон сотового внезапно разорвал тишину. Барс бросил на меня беглый взгляд, ожидая моей реакции, сбросил звонок и убрал телефон, сунув руки в карманы, чуть заметно покачиваясь на носках своих дорогих дизайнерских туфель. Мобильный умолк, а потом зазвонил снова. Чертыхнувшись сквозь зубы, он извиняюще кивнул мне, принял вызов и размашисто зашагал прочь из квартиры. Негромкий хлопок входной двери, раздавшийся в прихожей, известил о том, что мы с Митей остались одни.

Прежде чем выйти из спальни, я беспокойно обернулась и посмотрела на сына – он быстро освоился на новом месте и уснул. Все звуки резко исчезли, оставив меня наедине с тишиной.

– Ты… моё тихое счастье… – беззвучно шепчут губы…

***

«Ну попроси ты прощения за случившееся! Хотя бы раз сделай это!» – кричит внутренний голос, – «Я не прощу, но хотя бы буду знать, что ты сожалеешь…»

Но она снова молчит. Мы оба молчим. Словно нам больше нечего сказать друг другу. Мы оба правы в своих убеждениях и оба же глубоко в них ошибаемся. В нашей ситуации нет правильных решений. Есть лишь те, что приведут к меньшим потерям.

Ушел… А у самого руки трясутся – так хочется рвануть на себя дверь и зайти обратно в квартиру. Только никак не могу объяснить себе: "Зачем?"…

Придавив телефон щекой к плечу, совсем не слушаю Наташу, что-то щебечущую о том, чем она занималась сегодня весь день в Милане. Просто плевать. Сжимая и разжимая свои пальцы, наблюдаю за тем, как перекатываются под кожей мышцы, при этом от напряжения вздуваются вены: словно провода гудят. До сих пор перед глазами тонкие, до прозрачности, руки, инстинктивно прижимающие ребенка…

Кажется, я все потерял, не успев обрести.

И сука-ревность рвет грудную клетку, до боли, до полной потери контроля!