Свободная

– Нет, – его рука так и продолжает сжимать мой локоть, не отпускает, наоборот, давление лишь усиливается.

Дергаюсь, но хватка становится сильнее.

Больно. Вот сейчас мне становится по-настоящему больно. Эта боль прорывается изнутри, прямо из сердца. Настоящая. Реальная.

Контроль потерян. Полостью. Абсолютно. Бесповоротно.

Свободной рукой бью его по плечу, но он словно ничего не замечает. Не двигается, позволяя мне делать это. Молчит. Только рвано дышит… Удар, еще удар. Они сыплются беспорядочно, часто и резко, как град, до тех пор, пока я не встречаюсь с ним глазами… и только ярость в его пламенеющем, немигающем взгляде заставляет меня остановиться.

Задыхаюсь… словно он пробил мне грудную клетку и держит в своих руках мое сердце, отсчитывает последние удары. Казалось, стоит ему чуть сильнее сжать пальцы, и оно перестанет биться.

Замираю…

Подаюсь навстречу, и в этот же момент он впивается в мои губы. Целует. Кусает губы. Хватаюсь за его плечи. Упаду. Зарывается в мои волосы, движение губ грубое, больное от страсти, что так и не была забыта. Тело дрожит. Обхватывает одной рукой мою талию, теснее притискивая к себе, а другой удерживает голову, не позволяя отстраниться. Дышать не могу. Так всё знакомо и совершенно иначе: жадно, больно, горячо. Отвечаю ему со всей силой, что осталась во мне. И хочется ещё больнее… ещё глубже, острее… до новой рваной дыры в сердце. Прижимаюсь к нему. Запускаю пальцы в короткие жесткие волосы на затылке. Губы горят от поцелуев. Ноги подкашиваются. Соски трутся о ткань. Но мне так мало! Это мой глоток воздуха. Моё дыхание. В нём. В этом мужчине. Я все еще люблю его. Так больно люблю.

Громкий детский плач… и нас словно от удара током, буквально отшвыривает друг от друга.

В долю секунды я забываю обо всем, преодолеваю расстояние до кроватки сына и беру его на руки, пряча личико на своей груди от нежеланного визитера. Увидев его яркие, изумрудно-зеленые глазки он сразу все поймет…

Не мне тягаться с ним и его баснословно дорогими адвокатами!

Страх, что он заберет у меня ребенка, растекается по венам подобно яду, отравляя каждый сантиметр напряжённого до предела организма. Он начинает распространяться откуда-то из области груди, а затем медленно-медленно ползёт вниз. В животе образовывается давящая пустота, руки начинают слегка покалывать, но этого ему мало, и страх ползёт ниже по онемевшим ногам. Тело покрывает холод, точнее леденящая душу прохлада, но вот что удивительно – панической атаки нет. Голова при всем этом остаётся абсолютно ясной, и всему причина – малыш на моих руках.

– Зачем ты пришел? – спрашиваю, поворачиваясь к нему, тут же осуждая себя за страх, который только удваивает раздражение и ухудшает ситуацию.

Нападение – лучшая защита.

– Нам нужно поговорить.

– Сейчас не время, – максимально смягчаю тон, – и не место.

– Ребенок…

– Не твой, – на одном дыхании отвечаю я, не отводя глаза. – Это сын моего мужа.

Бессовестно вру, и сама захлёбываюсь в этой лжи. Но мне не привыкать! Я больше никому не дам играть своей жизнью, своим сердцем и на моих слабостях. Нет. Я пережила это.

***

Надрывный плач сына звучал слабее, но он был все так же непрерывен, заставляя мое сердце сжиматься…

Будто не зная, куда деть глаза, Барс стал осматривать комнату, и делал это с нескрываемым брезгливым вниманием. Все, что я так мечтала спрятать от него, вывернуто наизнанку: откровенная бедность, обшарпанные стены, развешанное на веревке детское белье – все попало в поле его зрения.

Я облизнула пересохшие губы и сделала глубокий, успокаивающий вдох. Мне так не хотелось обнажать перед ним свою уязвимость!

– Почему вы все-таки развелись?

– Не твоё дело, – быстро ответила я, наблюдая, как на его щеке дважды дернулся мускул. – Ты потерял право спрашивать меня об этом!

Сразу увидела, как изменились его глаза, меняя цвет с изумрудного на почти-черный, как зрачки сузились, приобретая некую жуткую нотку, и я боязливо съёжилась, словно жертва перед хищником. Он сделал шаг ко мне, но я автоматически или интуитивно отступила назад, пока не упёрлась спиной в край детской кроватки, слегка сдвинув ее, отчего та протестующе заскрипела, а мужские губы потрясающе красивой формы изогнулись в саркастической усмешке.

– Может быть, ты и права, – задумчиво произнёс Барс, остановившись и прислонившись к небольшому, единственному столу, поморщился, оглядывая ещё раз чистенькую, но очень скромную комнату. – Это действительно не мое дело. Считай мой интерес прихотью или нездоровым любопытством… как тебе будет удобно. Мне все равно.

Он продолжал что-то еще говорить мне, но я не слушала. Лишь внимательно следила за тем, как ведет себя хозяин положения – позволяя себе перебирать мои неоплаченные квитанции, просроченные счета и прочие бумажки, отбрасывая их в сторону одну за другой.

Взяв одну, с детской портретной зарисовкой, он на секунду задумался, постукивая пальцами по столу, и отчетливо произнес:

– Я хочу, чтобы ты вернулась.

Я упорно продолжала его не слышать… но, уловив эти слова от него, меня ошпарило, как кипятком.

– К тебе?