Свободная ладья

Показал Анатолий Афанасьев Виктору взгорок, заросший репейником, где стоял дом Капитона, выходивший углом к Терешке.

– Раскатали его по брёвнышку в тридцатых, когда перемёрли все твои да разъехались, – объяснил дед.

Прошёл Виктор туда, в заросли репейника. Вот здесь, на взгорке, стоял прадедовский пятистенок. Из его окон сквозь ивняк видно было, наверное, как крутит речка водовороты. А ведь (вспомнил он рассказы Владимира Матвеевича) почти вся эта приречная улица, с десяток семей, была заселена Афанасьевыми, связанными родственными узами! Настолько давними, что запутались считать, кто кому кем доводится. И жили зажиточно, много было скота, зерновые запасы у всех; в 30-х, когда после неурожая и коллективизации по Поволжью прокатился голод, наверняка выжили бы, если бы не безжалостные конфискации. По селам продотряды метлой выметали всё – до последнего зернышка. Народ из Глотовки разошёлся – кто на погост, кто в город, дома оставались пустые, с мотавшимися на ветру ставнями.

Спустился Виктор ближе к Терешке – и увидел торчащую из сухой травы сизую макушку мощного камня. Неужели – того самого, сейчас ушедшего в землю, а когда-то подпиравшего угол Капитоновой кухни?!

Тут-то и спохватился Виктор: если дом раскатали в 30-х, то даже век ещё не прошёл! И та гражданская распря была ведь совсем недавно. Да, может быть, она ещё длится в нас, не осознающих этого?!

Велел дед Анатолий Виктору, когда к церкви на кладбище придёт, свернуть в левый угол. Виктор свернул. Попетлял меж оград и крестов, остановился в том, дальнем, углу. И – зарябило в глазах от собственной фамилии. Здесь, под стоящими и упавшими уже крестами, помеченными 30-ми годами, с полустёршимися именами, под холмиками без крестов и надгробий лежала почти вся вымершая улица Афанасьевых. Где-то здесь навсегда остались прадед Капитон и прабабка Анисья, упрямо не желавшие вслед за сыновьями и внуками податься в чужие края.

…И только сейчас, летом 79-го, понял Виктор, почему отец сюда не вернулся: он бы здесь изошёл слезами, вспоминая всё то, что сотворили с его многолюдной семьёй, размётанной в 20—30-х годах прошлого века по окраинам великой страны.

4 Странные сближения

Москва, август 1979 г.

Из письма В. Афанасьева А.А. Бессонову:

…Возвращался я из Саратова на поезде. В купе было душно, ночь не спал. И такое чувство – будто мне вернули украденное наследство с большим опозданием, а я не знаю, что с ним делать. Ведь я, может быть, был бы другим, если бы с детства знал свою семейную предысторию. Да и с отцом иначе бы общался. Ну что бы ему однажды сесть со мной рядышком да и рассказать всё с самого начала!..

Кстати, хочу спросить: не было ли у вашей мамы, урождённой Вельегорской, родственников в Саратове? Брат отца Владимир Матвеевич, повествуя о нашем прошлом, вспомнил: мой отец в реальном училище дружил-соперничал с одноклассником по фамилии Вельегорский, и тот в начале Гражданской подбивал его уйти из дома с частями белой армии, причём одним из её полков в тот момент командовал отец этого одноклассника…

Как всё-таки одно с другим связано!.. Приехал, а мне в редакцию звонок из Одессы. Двоюродный брат Павел, хоронивший в Кишинёве моего отца, хочет мне показать какие-то его записи. Говорит, пригодятся для публикации, но почте доверить их не может. Передаст сам, из рук в руки, когда будет в Москве…

Жяман-Кара, Каракалпакская АССР, сентябрь 1979 г.

Из письма А.А. Бессонова В. Афанасьеву: