Свободная пара

Антония (с серьезной озабоченностью). Прошу тебя, не стреляйся из фена. Давай лучше позвоним в университет, ты скажешь: «Позовите профессора с гитарой, любовника моей жены». Вот смеху будет. (В телефонную трубку.) Але, девушка, дайте, пожалуйста, университет в Пизе!

Муж, нажав на рычаг телефона, разъединяет линию.

Что, уже позвонить нельзя?

Мужчина. Та-а-ак. Значит, все придумала? А я, значит, дурак, по-твоему, поверил?

Антония. Ой, мамочки, как же ты меня напугал-то! Знаешь что, давай торжественно поклянемся друг другу: больше никаких самоубийств в нашем доме. Теперь успокоился? Да, да, я всю эту историю сама выдумала, чтобы ты, наконец, понял, каково мне было страдать и мучиться… А ты и поверил, как дурачок. Но все будет хорошо, и ты начнешь новую жизнь, герой моего романа. Новую жизнь!

Мужчина. Сама ты дура – поверила в сказку о моем самоубийстве.

Антония. Как, это была сказка?

Мужчина. Видишь выключатель на счетчике? Он повернут. Я отключил свет во всем доме. Неужто ради удовольствия разыграть сцену я совершил бы самосожжение, как буддийский монах? Да будет свет! (Щелкает выключателем.)

Антония. Значит, ты все придумал?!

Мужчина. Да. И большое тебе спасибо, ты меня здорово повеселила! Как в той песенке-то поется? (Куражась, напевает.) «Не успел набрать я до конца номер моего желания…»

Антония. Подлый негодяй! Снова обманул! Ну ты у меня попляшешь! (К публике.) А я-то все пыталась внушить ему, что никакого профессора не существует. Подонок, мерзавец!!

Мужчина. Ну, хватит, Эурения, хватит. (Развязно хохочет, продолжая напевать.)

Звонят в дверь.

Пойди открой, а то я размяк от хохота… (Продолжает издевательски петь в то время, как Антония идет открывать дверь.)

Появляется мужчина лет сорока – профессор.

Профессор. Извини, я немного опоздал…

Антония и профессор обнимаются.

Мужчина. Кто такой?

Профессор. А это – твой муж? Мне показалось, или он действительно пел мою песню?

Мужчина (оторопело). Я извиняюсь, вы кто?

Антония. Но, дорогой мой, кто же еще – профессор, конечно, рок-гитарист!

Мужчина. Он? А-а-а-а-а!!! Эта-бета! Компьютер! Значит, он есть, он существует! Существует! (Схватив фен, сломя голову бросается в ванную комнату и скрывается в ней.)

Слышен всплеск воды, раздается треск, видна яркая вспышка.

Антония. Нет! Не-е-е-ет!!! Не надо!!!

Затемнение. Музыка

Послесловие Самый популярный драматург Италии

Блистательный актер, известный режиссер, самый популярный из ныне живущих драматургов Италии, Дарио Фо уже более сорока лет притягивает к себе внимание критиков и поклонников театра, всегда переполняющих залы на его спектаклях. Дарио Фо называют паяцем. По мощи воздействия на аудиторию сравнивают с Савонаролой. Пьесы Фо давно и много идут на сценах театров всех континентов.

Известие о присуждении в 1997 г. Дарио Фо Нобелевской премии раскололо общественное мнение Италии и как все, что имеет отношение к Фо, вызвало бурю – восторгов, с одной стороны, и негодования, с другой. Большими и доброжелательными репортажами, посвященными Фо, сразу откликнулись газеты демократической и левой ориентации. Буржуазная консервативная пресса казалась обескураженной. И неудивительно: ненавидимый и презираемый ими шут был столь возвеличен в глазах всего мира. И хотя Дарио Фо не является членом коммунистической партии (из нее он вышел много лет тому назад), его жена в связи с присуждением премии произнесла фразу, которую затем напечатали многие газеты: «Бог есть, и он – коммунист!»

Жизнь Дарио Фо в искусстве – это непрерывная борьба. Независимая, смелая гражданская позиция Фо, его острые пьесы-фарсы, откровенная критика буржуазного общества, правящего класса и отдельных лиц, стоящих у власти, – все это всегда вызывало сопротивление и ответные действия его врагов. Всеми возможными средствами Дарио Фо стремились запугать и заставить замолчать. Его травили в газетах, арестовывали, ему запрещали играть спектакли, срывали их, подвергали нападениям на улицах, похищали его жену… В течение многих лет ему был запрещен въезд в США. Дарио Фо вынужден был пройти через 47 судебных процессов. Однако все репрессивные меры оказались тщетными. По словам одного из влиятельных итальянских критиков, Фо «всегда имел ту честность, которая заставляет человека открыто заявлять о своей позиции». Он остался верен себе, своим товарищам и своему искусству.