Свободная. Там, где нет опасности, нет приключений

Я широко раскрываю глаза. Стараюсь не двигаться и подавляю в себе возглас радости, который звучит во мне, словно издалека, словно через много-много лет. Еще в детстве я восхищалась жизнью природы и ее обитателей. Само собой, увлекалась орнитологией. На восемь лет родители подарили мне полный справочник птиц Европы. И летом и зимой я пропадала в лесу, неподвижно держа в руках тяжелый бинокль, в надежде увидеть одну особенную птичку. Ее фотография красовалась на обложке с птицами степи: экзотическое оперение лососевого цвета с черными и белыми полосками. Хохолок и изящно изогнутая головка покорили меня с первого взгляда. Я в восхищении, я просто не могу поверить своим глазам. По щекам катятся слезы радости. Только что исполнилась моя заветная детская мечта: я увидела удода.

Центральная Монголия

Большие хищные птицы взлетают и приземляются на одни и те же места, расположенные чуть ниже горной тропы, по которой я только что взбиралась. Я наблюдаю за ними. Эти птицы выглядят очень величественно, мастерски паря в восходящих потоках воздуха без какого-либо видимого напряжения. Внизу виднеются капитальные строения. Стены обветрены, на них остались лишь следы белой краски. Я захожу в эту деревню с северной стороны.

Повсюду летает пыль. Легкий коричневый грунт со временем превратился в жесткий бетон. Ветер продолжает безжалостно атаковать всех, кто попадается на его пути, воздух сотрясается от постоянного рева стихии. Теперь в этой крохотной деревне с трудом можно насчитать две сотни душ, но к зиме здесь соберется пять тысяч человек. Большинство кочевников возвращаются сюда со своими юртами, которые они окружают заборами. Сейчас мне нужна вода, но на моих картах нет ни одного источника на ближайшие сто километров. Мне абсолютно необходимо наполнить здесь мои резервуары для воды. В деревне-фантоме я рассчитываю только на это.

Продолжаю идти в привычном ритме и двигаюсь вперед. Кажется, что здесь все вымерло, но вот до моих ушей доносится чей-то голос. Я замечаю, как на меня пялится женщина и тут же исчезает между двумя домами. Я все также иду по единственной деревенской дороге. Останавливаюсь перед зданием с открытыми дверями. По монгольскому обычаю, здесь нет ни таблички, ни эмблемы. Оставляю все свои вещи снаружи и вхожу в небольшую деревянную дверь, покрашенную в изумрудный цвет. Дверь состоит из двух частей, я прохожу через открытую половину. Внутри за стойкой стоит импозантная женщина. На единственной длинной полке стоит несколько бутылок водки. Женщина не обращает на меня внимания, потому что слишком занята созерцанием своего отражения в маленьком зеркальце. Я приветствую ее на монгольском языке и спрашиваю, где найти воду и рынок. Она агрессивно отвечает мне: «Водка здесь!» – и тут же исчезает в маленьком проеме. Я смотрю за стойкой, но вижу только бутылки с водкой, нет и намека на водопроводный кран. Разворачиваюсь, чтобы уйти. В углу комнаты брошены сломанные стулья, стены едва не падают от древности, все пропитано запахом старости вперемешку с рвотой. Но даже и такое здание дает мне защиту от ветра. Это хорошо для меня, и я это ценю. Возвращаюсь к своим вещам. К своему удивлению, застаю двух жирных монголов, от которых пахнет алкоголем, за тем, что они как раз извлекают из моего рюкзака мои скромные пожитки. Я кричу на них и вырываю у них из рук GPS и шляпу, которую они уже успели примерить.

«Где мне найти воду?»

Создается впечатление, что они меня не понимают, поэтому я разыгрываю сценку, в которой показываю, что пью воду из бутылки, а затем переворачиваю бутылку вверх тормашками, демонстрируя, что там пусто. Внезапно замечаю длинную скрученную трубу на здании позади меня. В моей голове раздается голос моего советника из Улан-Батора: «Люди моются в общественных банях. Иногда они согревают бани и пользуются ими. Ты легко поймешь, что перед тобой баня, потому что это единственное здание с трубой, которая устремляется в небо».

Я снова поворачиваюсь к этим двоим субъектам с вялыми выражениями на лицах.