Свободное падение

Я вышла из Паноптикона, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Я думала о горняках, представляя, чту пришлось им пережить в каменном плену. Должно быть, меня укачало, и я заснула и проспала до самого Кембриджа. Там Норт меня растолкал и вытащил из вагона.

Кабинет доктора Хильдебранд находился в гарвардском кампусе, в здании Уильям-Джеймс-Холла. Я опасалась, что у входа в кампус нас могут задержать. Однако никто и не подумал спросить у нас документы. Здание мы нашли довольно легко. И все равно я чувствовала себя шпионкой.

– Наш план: ты ведешь себя так, словно не сомневаешься в диагнозе, который поставила эта тетка. Поняла? – шептал мне Норт, пока лифт поднимался на шестой этаж. – То есть ты целиком признаёшь все, что написано в карточке твоей матери.

– Я скажу ей, что мамина болезнь пробудила во мне интерес к психологии. А поскольку доктор Хильдебранд когда-то осматривала маму, мне захотелось стажироваться у нее. Если она действительно писала эти отчеты, ей придется сделать вид, что мама неоднократно бывала у нее на приеме.

– А кто в этой истории я? – спросил Норт.

– Мой парень, – улыбнувшись, ответила я. – Мне уже семнадцатый год. Ничего удивительного, что я взяла тебя с собой.

Мы постучались в дверь.

– Входите! – послышался женский голос.

Я осторожно повернула ручку, и мы вошли.

Кабинет оказался довольно тесным. За столом сидела женщина. Глаза ее были скрыты за стеклами старых очков в черепаховой оправе. На плечи ниспадали огненно-рыжие волосы. Такие волосы выглядели бы просто очаровательно у девчонки моего возраста. Но Кристин Хильдебранд была лет на пятьдесят меня старше, да и вес ее раза в два превышал мой. Я бы не назвала ее внешность отталкивающей. В этой женщине было что-то… несуразное. Даже в той позе, в какой она сидела, согнувшись над дешевым металлическим столом. Рядом лежал унисмарт старой модели. Нераскрытая коробка с «Джемини голд» стояла на полке у нее за спиной.

– Чем могу помочь? – спросила она, вглядываясь в нас сквозь толстые стекла очков. – Что-то мне не припомнить ваши лица. Вы – мои студенты?

– Нет… – сказала я, осторожно проходя внутрь. – Но вы… Возможно, вы лечили мою маму.

– Да? – Доктор Хильдебранд сдвинула очки на лоб. – Назовите ее имя.

– Авиана Джекобс, – ответила я. – В две тысячи тринадцатом году она училась в Тэдемской академии. Скорее всего, вы лечили ее в школьной клинике. Это было где-то в апреле того года.

– Ошибаетесь, – уверенным тоном возразила доктор Хильдебранд. – В Тэдеме я никого не лечила. Я занималась исследовательской работой. Мне помогала одна из учениц, но ее звали не Авиана.

– Вы уверены, что не лечили и даже не осматривали мою маму? Она страдала акратической паракузией.

Глаза доктора Хильдебранд тут же вперились в меня.

– А у вас тоже есть симптомы?

Такого вопроса я никак не ожидала. Я посмотрела на потолок, затем в пол:

– У меня? Нет.

– Тогда зачем вы пришли?

Она не сердилась. В карих глазах читалось откровенное любопытство.

Я запнулась. Легенда об интересе к психологии уже готова была сорваться с моих губ, но что-то меня останавливало.

Скажи ей правду, – посоветовал голос.

Я закусила губу. Правду? Я знала лишь крохи правды.

– Где-то месяц назад я нашла мамину историю болезни, – начала я. – И там увидела результаты нескольких осмотров, подписанных доктором К. Хильдебранд. Осмотры проводились в клинике Тэдемской академии. Это были психиатрические освидетельствования. У моей мамы выявили синдром акратической паракузии и рекомендовали поместить ее в лечебницу закрытого типа. – Кристин удивленно посмотрела на меня. Я шумно вдохнула и продолжила: – Но я сомневаюсь, что у моей мамы был САП. Я думаю, результаты осмотров просто подделали.

– Могу вам сразу сказать, что я подобных документов не подписывала. Когда, вы сказали, это было?

– В апреле тринадцатого года.

– Тогда я знаю ответ на ваш вопрос. Я хорошо запомнила весну того года. Мой компьютер подвергся хакерской атаке. – Она пожала плечами. – Тот, кто это сделал, мог поместить и фальшивые отчеты об осмотрах вашей матери. А почему и зачем – этого, увы, я сказать вам не могу, поскольку сама не знаю.

– У вас есть какие-нибудь догадки о причинах взлома вашего компьютера? – спросил Норт.

– Есть, – без колебаний ответила доктор Хильдебранд. – Той весной я участвовала в экспериментах, которые без преувеличения могу назвать поворотным пунктом в нашей сфере знаний. Кому-то понадобилось, чтобы научный мир не увидел моих публикаций. Путем взлома эти люди получили доступ к результатам моих исследований, исказили их и все обставили так, будто эту стряпню писала я сама и она-то как раз и является моими отчетами.

– А что за клинические эксперименты вы тогда проводили? – спросила я.

– Мы работали над возможностью использования нанороботов в качестве искусственных заменителей окситоцина в человеческом мозгу.

Об окситоцине я знала из занятий по когнитивной психологии.

– Окситоцин, – повторила я. – Его еще называют гормоном любви.

Моя инфа предназначалась Норту.