Свободное владение Фарнхэма

В течение следующих трех дней письма Хью к Барбаре были длинными, и в них обсуждалось все, что угодно, начиная с того, как Марк Твен использует коллоквиальные идеи, и кончая влиянием прогрессивных методов обучения на ослабление норм грамматики. Ее ответы такими же растянутыми и такого же литературного достоинства. Она сообщала, что будет готова открыть люк, что у нее почти не припасено продовольствия, нет ножа, нет обуви, но что подошвы ее ног стали очень мозолистыми. Единственно, о чем она беспокоилась, так это о том, чтобы близнецы не расплакались или не проснулись ее соседки по комнате, особенно те две, которые еще кормят своих детей по ночам грудью. Но пусть Хью ни о чем не тревожится, она постарается все устроить.

Хью припрятал полную бутылку «счастья» в люке, ближайшем к комнате Барбары. В очередной записке он велел ей сказать товаркам, что она украла ее, и напоить их так, чтобы те не смогли помешать их делу. Малышам тоже придется влить определенную порцию зелья для поддержания тишины в дороге.

Хью ухитрился извлечь из этой вылазки с бутылкой пользу. Он не только засек по часам в кабинете затраченное время и запомнил все изгибы лабиринта до мельчайших подробностей, но и взял с собой куль со свистками, который был наверняка значительно тяжелее ребенка. Куль он привязал к груди полоской материи, оторванной от украденного чехла читающего устройства. Он сделал две такие перевязи — одну для себя и одну для Барбары, приспособив их так, чтобы привязанного ребенка можно было передвинуть на спину и нести по-папуасски.

Он обнаружил, что нести ребенка таким образом было довольно трудно, но вполне возможно. Хью отметил про себя места, где нужно было быть особенно осторожным, имея в виду «драгоценную» ношу, которую, чего доброго, можно было придавить. Существовала также опасность и зацепиться за что-нибудь перевязью.

Удовлетворенный результатами вылазки, он вернулся к себе, не став будить Киску, — сегодня он дал ей необычно большую порцию «счастья». Он положил на место свистки, спрятал ножи и светильник, промыл колени и локти, не забыв смазать их. Затем сел и написал длинное дополнение к предыдущему письму к Барбаре, в котором объяснил, как найти бутылку. В дополнении высказывались некоторые соображения, возникшие в ходе дискуссии о философских воззрениях Хемингуэя, и подчеркивалось, что, как ни странно, в одном из своих произведений писатель говорит, что «свобода — это прежде всего одиночество», а в другом утверждается прямо противоположное… и так далее.

На следующий вечер он опять дал Киске усиленную дозу «счастья», сославшись на то, что в бутылке осталось совсем немного и что ее нужно допить, а завтра он принесет новую.

— О, но тогда я совсем поглупею, — пробормотала Киска, — и перестану нравится вам.

— Пей, пей! За меня не волнуйся, как-нибудь переживем. Для чего еще и жить, как не для удовольствий?

Через полчаса Киска уже не могла даже без посторонней помощи добраться до постели. Хью побыл с ней до тех пор, пока она не начала всхрапывать. Потом встал, бережно прикрыл ее одеялом, поцеловал на прощание и некоторое время постоял, с жалостью глядя на это нелепое существо.

Через несколько минут он уже спустился в люк.

Там он снял балахон, сложил в него все, что ему удалось собрать: пищу, обувь, парик, две баночки с кремом, в которой уже был замешан коричневый пигмент. Он не очень-то рассчитывал на грим, но в случае, если их застигнет рассвет до того, как они дойдут до гор, он собирался загримировать их всех. Из балахонов предполагалось сделать какое-то подобие штанов и накидок, напоминающих обычную одежду свободных крестьян — Избранных — по словам Джо, «обедненного черного отребья». В таком виде они должны были продержаться до темноты.

Одну из перевязей он нацепил на себя, другую положил в тючок и пополз. Он торопился, так как время теперь решало все. Если даже Барбаре удалось напоить товарок, если им без труда посчастливится забраться в туннель, если передвижение по туннелям займет не более часа — что довольно сомнительно при наличии близнецов, — им ни за что не выбраться за пределы имения раньше полуночи. Тогда у них будет всего пять часов темноты, столь малый срок — на путь до гор. Интересно, смогут ли они идти со скоростью три мили в час? Вряд ли, поскольку обуви у Барбары не было, а на руках у них обоих дети, местность им незнакомая, и кругом темно. Горы как будто начинались милях в пятнадцати от имения. Им придется очень и очень трудно, даже если все будет идти по плану.

Он заторопился к помещениям прислуги, не жалея локтей и коленей.

Бутылки на месте не было — он ощупал место, где прикрепил ее. Тогда он расположился поудобнее и сосредоточился на том, чтобы унять бешено бьющееся сердце, замедлил дыхание и расслабился. Он попытался ни о чем не думать.

Это помогло, он даже начал впадать в легкую дремоту, но мгновенно пришел в себя, услышав, как поднимается крышка люка.