И теперь мне на них наплевать!
– И еще обслюнявлю, это рефлекс твоей личной собачки Павлова, – сострил я.
Она критически на меня посмотрела.
– Хвостика не вижу! – сообщила она.
– Купирован!
– Ничего не выпирает сзади!
– Зато выпирает спереди!
– Пошляк!
– Муахаха!
Проиграв словесную дуэль, она взяла меня под руку.
– Пойдем, осмотримся, я давно здесь не была, – сказала она.
– Я, к своему стыду, тоже, – ответил я.
За этот день мы успели многое – зашли в Кремль, осмотрелись, комментируя увиденное и попутно болтая о разных пустяках, как, например, о планах продолжения виденных нами «Детективов», и еще парочки новых фильмов, о которых я не имел ни малейшего понятия. Катерина нашла благодарного слушателя. Возле могилы неизвестного солдата она, правда, погрустнела.
– В чем дело? – спросил я.
– Оба моих деда очень сильно разругались несколько лет назад, когда отмечали столетие окончания Великой Отечественной, – стала рассказывать она. – Отец отца сказал, что это была Великая Победа, и нужно об этом постоянно помнить, намекая на то, что в семье мамы этому придается меньшее значение.
Я внимательно слушал.
– Дед Игорь, отец мамы, тогда сказал, что память – это, конечно, хорошо, но важно двигаться вперед и создавать новое. Такое, чтобы позже вошло в историю, как эпохальное открытие, чтобы у страны была не только память о войне, но и память о мире, – сказала она.
– Ну, вроде оба правы, – встрял я.
– Вроде как да. Они так и не договорились. А несколько лет назад дед Игорь сказал, что после распада Советского Союза мы пользовались только прошлыми достижениями, и ничего эпохального не совершили, – тут она сделала паузу.
– Нет, – помолчав, сказала она. – После этого они ругались по поводу того, что «нам не дают», «гнобят», «кругом враги». Родители потом долго ходили подавленные, да и мы с братом чувствовали, что что-то пошло не так, – тяжело вздохнула она. – До сих пор общение… Натянутое.
Я же молчал, ожидая, что она скажет дальше.
– А ты что думаешь, Святослав? – спросила она.
– Правда где-то посередине, – сказал я. – Так чаще всего и бывает, но в данном случае у обоих твоих дедушек есть определенная правда. Я когда изучал историю нашей Родины и мировую историю, то у меня сложилось именно такое мнение. Есть, конечно, разные теории заговора и прочее, но, на мой взгляд, о той войне помнить надо больше, чем о других войнах, ведь тогда наш народ, да и многие другие, были на грани уничтожения нацистами. Другая сторона медали – это сам Советский Союз, его политика и отношения с другими странами, в частности, с Восточной Европой и то, что последовало за его распадом. Порвались многие промышленные цепочки, межнациональные связи, наука пришла в упадок. А потом были «проклятые девяностые», как их называют. Я уже молчу о поисках новых моральных ценностей и ориентиров. А восстановление идет медленно, как мне кажется, мы до сих пор много в чем отстаем от других стран. Это, конечно, уже не критично, многие отрасли, бывшие ключевыми, были сохранены и теперь процветают. Но и конкуренты не дремлют.
– И вообще, – решил я завершить этот разговор. – Политика ссорит многих людей там, где это совершенно не нужно. Промывка мозгов работает очень хорошо.
– Политика – это очень сложное дело, теперь мне это кажется гораздо более понятным после «взгляда со стороны», – сказала она. – Пойдем в Китай-Город!
– Идем, – согласился я. – А в школе что?
– Значение войны, как говорил мой дед, принижено, – сказала она. – А одноклассникам плевать. У них другие интересы. Кому-то за юбками бегать, кому-то игры, кто-то открыл для себя «чудесный мир алкоголя»!
Последнюю фразу она сказала с едва сдерживаемым отвращением.
– У пары богатеньких свои тусовки, я к ним не лезу. Они не лезут ко мне, и то хорошо, – закончила она. – А что у тебя было?
– Ничего хорошего, ты уж поверь, сам учился все время, – усмехнулся я. – Были хорошие учителя, но мало.
А, так сказать, одноклассники, ходили на уроки тупо поржать. У нас за прогулы урезали еду, но толку никакого.
– Извини, – тихо проговорила она, и чмокнула меня в щеку.
– Все в порядке, – отозвался я. – Не надо делать из этого фетиш. Тяжело пришлось, но вечная жалость надоедает. У многих других людей свои проблемы, куда похуже.
– Меня всегда учили стараться, трудиться, но держать глаза открытыми, и, самое главное, беречь здоровье, – сказала Катя. – Отец нас ограждал много от чего, но иногда я слышала, как они с мамой говорили, что несколько их знакомых, да и родители других знакомых, заболевали раком и умирали. Вот это был ужас. «Был человек – и нет человека», – как иногда повторял папа. И никакие деньги не помогают.
Я кивнул, принимая подобное к сведению.